Дороти Гарлок - Волшебный цветок Страница 43

Когда Бак вернулся в кухню, Кристин наливала в таз горячей воды из чайника, собираясь мыть посуду. Бак поставил на стол лампу и перенес грязную посуду на разделочный стол. Они хозяйствовали бок о бок, но в полном молчании. Кристин мыла тарелки, Бак вытирал их и ставил на место. Покончив с тарелками, он бросил в фаянсовый кувшинчик несколько щепоток чая, залил кипятком и накрыл сверху тарелкой, чтобы чай настоялся, — Бак видел, что Кристин делала именно так.

Девушка тщательнейшим образом протерла столы. Потом повесила тазик на крючок, а мокрые полотенца развесила на веревке, натянутой над плитой. Повернувшись, она чуть не столкнулась с Баком, который держал в руках две чашки с чаем.

— Я лучше пойду в свою комнату, — пробормотала Кристин.

— Выпейте чаю. Если не хотите поговорить, не надо, но учтите, скоро вам все равно придется выслушать, почему я сделал то, что сделал.

— Мне довелось провести с ним всего несколько дней. Если бы я знала, что он — мой дядя, эти дни были бы для меня бесценны, но вы лишили меня этого.

— Мне очень жаль…

Бак, поставив чашки на стол, подождал, пока Кристин сядет. Потом зашел с другой стороны и оседлал стул, развернув его спинкой вперед.

Кристин взяла чашку обеими ладонями и посмотрела на Бака поверх ободка. Его зеленые глаза как-то странно блестели; Кристин даже показалось, что в них стоят слезы.

— Но почему, почему вы так поступили?

— Я вас не знал, а мне нужно было соблюдать осторожность. Никто, кроме меня и Джилли, не должен был знать, что Ярби Андерсон жив.

— Это я еще могу понять, но позже…

— Я боялся, что если вы узнаете, что ваш дядя жив, а значит, вы не имеете прав па землю, то просто уедете.

— Уеду? Вы думали, я оставлю под вашей опекой своего родственника, который был ко мне так добр, что завещал землю?

— Позже я и сам понял, что вы так не поступили бы, и все ждал удобного случая, чтобы рассказать… В конце концов я набрался храбрости и решил признаться сегодня вечером.

— Вы стали звать его Моссом только после моего приезда?

Бак задумался, погрузившись в воспоминания. На его лице появилось что-то похожее на улыбку.

— Я всегда его так звал. Помню, как-то раз, в самом начале, он в шутку сказал, что у меня еще молоко на губах не обсохло, а я ему ответил, что у него от старости уже спина мхом заросла. С тех пор я так и звал его — Моссом (Moss — мох (англ.)).

— Кажется, дяде Ярби было около шестидесяти?

— Да, десять лет назад ему было лет пятьдесят. А мне было всего шестнадцать, когда какой-то мерзавец, которому приглянулся мой конь, подстрелил меня и бросил умирать в лесу. Дело было в самый разгар зимы, и я бы замерз еще до заката. Меня нашел старый пес Мосса — кстати, папаша моего Сэма. Я оказался слишком тяжелым, Мосс не мог меня поднять, поэтому он соорудил из сосновых ветвей нечто вроде санок и волоком дотащил меня по снегу до своей хижины. Потом Мосс рассказывал, что я несколько раз находился при смерти, но он не дал мне умереть. Мол, земля насквозь промерзла, поэтому похоронить меня он бы не смог, а ему не хотелось провести остаток зимы в обществе разлагающегося трупа какого-то бродяги.

Бак внимательно следил за Кристин. Она не улыбнулась. Лицо девушки превратилось в непроницаемую маску — опущенные ресницы скрывали выражение глаз. Она молчала очень долго, а когда наконец заговорила, голос ее звучал чуть громче шепота.

— Кто похоронен в его могиле в Биг-Тимбере?

— Не знаю. Труп этого человека нашел Джилли, при нем не оказалось ничего, что позволило бы установить личность. Мы решили надеть на беднягу что-нибудь из одежды Ярби и оставить тело, чтобы его нашел кто-то другой. Мы рассудили: если найдут труп Мосса, то уж, конечно, все перестанут его разыскивать. Кто бы мог подумать, что старик написал завещание?! Я рассчитывал, что им придется долго разыскивать его родственников и у меня будет достаточно времени…

Кристин встала из-за стола, отошла к мойке и повернулась спиной к Баку. Непролитые слезы щипали глаза. Придется поверить в искренность этого человека, он считал, что поступил правильно. Доброта, которую Бак проявил к ее дяде, безусловно, перевешивает его маленькую ложь. Много ли найдется на свете мужчин, способных столько возиться с совершенно чужим стариком?

— Кристин?

Она повернулась. Бак стоял у стола — такой взъерошенный, словно только что побывал в эпицентре урагана. Его озабоченное лицо казалось осунувшимся.

— Простите меня. Теперь я вижу, что поторопилась с выводами. Вы поступили так, как должны были поступить.

— Кристин, ничто не изменилось.

— Я знаю. Ведь дядя Ярби… В сущности, он умер полтора года назад.

— Так вы останетесь?

Кристин беспомощно всплеснула руками. В глазах ее заблестели слезы.

— Мне некуда ехать… Бак обошел стол и взял ее за плечи. Гордость не позволила Кристин отвернуться, и она подняла к нему залитое слезами лицо.

— Вам есть где поселиться, ранчо теперь ваше, целиком ваше, — проговорил Бак каким-то странным, чуть хрипловатым голосом.

— Но не дом же…

— Все здесь будет ваше, — повторил Бак. — Если захотите. Мне показалось, вам тут понравилось.

— Да, но…

— Достаточно ли вы любите эту землю, чтобы за нее бороться? У Кристин подгибались колени; ей казалось, она не сможет вымолвить ни слова.

— Если я останусь, — проговорила она наконец, — то стану всего лишь еще одним представителем семейства, навязавшегося на вашу голову.

— Нет. Мы с вами будем компаньонами — как с Моссом до того, как он… стал слишком слаб. — Пока Бак произносил эти слова, внутренний голос кричал совсем другое: Нет, совсем не как с Моссом. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной не как компаньон, а как жена. Не знаю, как я смогу жить, если тебя не будет рядом.

Сам того не сознавая, Бак привлек ее к груди, руки его скользнули по спине Кристин. Она прильнула к нему и положила голову ему на плечо — такое крепкое, надежное.

— Кристин, прошу вас, останьтесь со мной.

Его слова эхом звучали в ее душе. Что он имеет в виду? Чтобы ответить, Кристин пришлось призвать на помощь все мужество.

— В качестве экономки? — спросила она так робко, что сама не узнала своего голоса.

— Да, если вы именно этого хотите.

— Думаю, слишком рано говорить о… чем-то другом.

Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. Бак молчал так долго, что Кристин, не выдержав, отвела взгляд. Ее нижняя губа подрагивала, глаза снова наполнились слезами. Бак осторожно стер пальцем слезу с ее щеки. Ее кожа была мягкой и нежной, как пух па птичьей грудке, В этой столь хрупкой и в то же время такой сильной женщине воплощалось счастье, о котором он не смел даже мечтать. Бак мысленно молил Бога помочь ему — помочь найти нужные слова. Ой прожил жизнь среди грубых, неотесанных мужчин, а она, наверное, привыкла к приличному обществу и достатку. Ему же ради куска хлеба когда-то приходилось попрошайничать, драться, даже воровать. Он убивал, чтобы самому остаться в живых. Он бывал грубым, временами жестоким — таким его сделала жизнь. Как же заставить Кристин разглядеть в нем человека, истосковавшегося по любви, мечтающего любить и быть любимым? Человека, который, если понадобится, готов заслонить ее своим телом даже от стада взбесившихся быков…