Джоанна Мэйкпис - Графиня-бесприданница Страница 43

Глава десятая

Филиппа сидела на садовой скамейке и с грустью смотрела на увядшие цветы, еще недавно восхищавшие ее своей красотой и изяществом. Воздух был по-осеннему свеж, и Филиппа поплотнее закуталась в плащ, накинув на голову капюшон. Мать и бабушка обсуждали с приехавшим из Бристоля мастером надгробный памятник дедушке. Гвенни, пришедшая со своей молодой хозяйкой в сад, замерзла на холодном ветру и выглядела настолько несчастной, что Филиппа сжалилась над ней и отправила ее погреться, так что впервые с тех пор, как Рис привез ее из заточения домой, всю дорогу крепко прижимая к себе, Филиппа осталась совершенно одна. Она рассеянно смотрела, как сын садовника сгребал опавшие листья и подметал садовые дорожки.

Шел третий день, как ее освободили из плена, но Рис так и не появился. Несмотря на все его клятвенные заверения в любви, он, по всей видимости, решил ее бросить. Может, у него появились сомнения относительно его брачного союза с дочерью изгнанника, заклятого врага короля Генриха?

Когда три дня назад они приехали в Греттон и Рис, оставаясь в седле, осторожно передал ее подошедшему к ним главному конюху, она почувствовала сожаление, что приходится расставаться с любимым. Ей бы радоваться возвращению домой, но она смотрела вслед удалявшемуся Рису с щемящим чувством тоски, перешедшим в глубокое отчаяние. Когда они той ночью мчались обратно в Греттон, его сильные руки заботливо придерживали ее, и она подумала, что с радостью осталась бы с ним навсегда. Она так устала от всего пережитого, что едва держалась на ногах, и Питер подал ей руку, чтобы она оперлась на нее, пока Рис разговаривал с ее матерью. Затем он уехал, и ее отвели в дом, где уже ждала верная Гвенни. Бабушка распорядилась, чтобы ванну перенесли к ней в комнату и наполнили горячей водой, куда бабушка добавила немного розового масла, что, по ее мнению, должно было успокоить внучку, потрясенную предательством человека, которому она помогала и которого защищала. Да, сэр Рис Гриффит был, как всегда, прав: сколько раз он говорил ей, что Мэйнарда надо остерегаться! Филиппа с удовольствием погрузилась в пахнущую розами горячую воду, и мать помогла ей вымыть густые длинные волосы. Потом они с Гвенни намылили ее мылом домашнего приготовления, ополоснули чистой теплой водой и закутали в тяжелые полотенца, привезенные с Востока. Филиппу посадили у камина, в котором весело потрескивали дрова, и Гвенни расчесала своей хозяйке еще влажные волосы и одела ее в ночную сорочку. Но хотя в комнате было жарко, Филиппа долго не могла согреться. Графиня велела Гвенни идти спать на свой топчан, а Филиппу отвела к себе в комнату и уложила в свою постель. Наконец Филиппа забылась тревожным сном, освободившись от ужасов ночной схватки, когда у нее на глазах погибли Роджер Хильярд и его солдаты.

На следующий день она немного успокоилась и рассказала матери, что произошло в ту страшную ночь, поделившись с ней своими переживаниями об отце и Ричарде Элларде.

– Не волнуйся, дорогая. Твой отец не раз был в таких переделках, что, казалось, он неминуемо погибнет, но, слава богу, всегда выходил победителем. Я уверена, что и сейчас он найдет надежное пристанище и скоро отправится обратно в Бургундию, где я с ним и встречусь… – Графиня замолчала и пристально посмотрела на дочь. – По-моему, твое благополучие в надежных руках… Но если ты считаешь иначе, мы вернемся в Бургундию вместе.

– Я знаю, что Рис Гриффит любит меня, но из-за женитьбы на дочери изгнанника ему придется пожертвовать слишком многим, – сказала Филиппа, глубоко вздохнув.

– Он знает, на что идет.

– Но если у него появятся сомнения, что он выбрал не ту невесту, то его за это никто не осудит, – возразила Филиппа.

Те же самые мысли пришли ей в голову и сейчас, в саду, и она зябко поежилась, но не от осеннего ветра, а от холода, закравшегося ей в душу.

Вдруг она каким-то невероятным образом – даже не обернувшись – почувствовала, что он здесь, рядом. Несколько мгновений она сидела не шевелясь, затем обернулась, и ее умоляющий взгляд был красноречивее всяких слов.

Рис, высокий, улыбающийся, стоял под аркой, которая в летнее время служила опорой для вьющихся роз. Филиппе показалось, что он хочет о чем-то спросить ее и поэтому слегка замешкался, прежде чем подойти к ней.

– Я уж думала, что вы бросили меня, – торопливо проговорила она, вставая.

Он быстро подошел и обнял ее, и она прижалась к его широкой мускулистой груди.

– Что вы решили? – нетерпеливо спросил он, слегка откинувшись назад и пристально глядя ей в глаза.

Она вдруг почему-то смутилась, когда Рис посадил ее рядом с собой на садовую скамью.

– Почему вы не приезжали? Что-нибудь случилось? – тихо спросила она, опустив голову и теребя складки своего черного траурного платья.

– Откровенно говоря, я хотел дать вам время подумать над моим предложением, хотя уже съездил к священнику и договорился о нашем венчании, с которым нам надо поторопиться, поскольку ваша мать хочет вернуться в Бургундию. Так что вы решили? – спросил он, с надеждой заглядывая ей в глаза.

– Я люблю вас, – призналась она. – Я ушла из замка только потому, что хотела найти вас и все объяснить. Как я поняла, вы рассердились на меня…

– Филиппа, дорогая, я гневлив, но отходчив. Тогда вы посмотрели на меня с таким осуждением, что у меня сжалось сердце от горя и обиды, но потом я представил, что всю свою жизнь вы жили в постоянном страхе за тех, кого любили, и постоянно боялись, что их отдадут в руки короля. Я вернулся в замок, чтобы найти вас и заставить поверить мне. Но когда я узнал, что вы ушли из замка и не вернулись, я испугался, что навсегда потерял вас.

– Я люблю вас, Рис, и хочу стать вашей женой, но боюсь, что женитьба на мне принесет вам одни несчастья. Король…

– Успокойтесь, дорогая. Генриху совершенно безразлично, что я делаю, потому что я не льстивый придворный, заискивающий перед ним там, в Вестминстере. Я для него ничего не значу, но, если он все же что-то задумает против меня, мы спрячемся от него в Бургундии, как это сделали ваши родители.

– Но тогда вы потеряете все!

– Вы самое дорогое, что у меня есть, Филиппа! Раз вы согласились стать моей, мне больше ничего не надо! – с пылкостью влюбленного возразил ей Рис.

Она подняла на него свои сверкающие глаза, и он привлек ее к себе, покрывая поцелуями ее счастливое лицо. Она прижалась к его груди, сердце к сердцу, опьяненная радостью и восторгом.

Рис прошептал ей на ухо:

– Тогда завтра?

Она кивнула, и он, слегка откинувшись назад, залюбовался ее лицом, которое стало еще прекраснее от полного счастья.

– Дорогая, дайте мне вашу руку.