Генрих Шумахер - Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона Страница 44

— Я не хочу думать об этом! — крикнула Эмма, а затем, опуская голову на грудь, беззвучно пробормотала: — Зачем я так люблю вас! Зачем я так люблю вас!

Гренвилль целовал ее как безумный, целовал в губы, в глаза, осыпал поцелуями руки, волосы. Палящим зноем веяло от его поцелуев. Безмолвно лежала Эмма в его объятиях, готовая отдаться его желаниям. Вдруг в самом апогее урагана страсти он выпустил ее из объятий.

— Окно! — испуганно крикнул он. — Открытое окно! Нас могли увидеть с улицы! Я должен соблюдать осторожность… мое доброе имя… положение… — Он торопливо закрыл окно, задернул занавеси и осторожно заглянул в щелочку на улицу. Успокоившись, он вернулся к ней. — И вы тоже должны соблюдать осторожность, Эмили! Этот камердинер… он мог последовать за вами, чтобы выследить вас по приказанию сэра Гарри! — Он натянуто засмеялся. — Я, по крайней мере, был бы очень недоверчив, если бы обладал такой красавицей возлюбленной.

Эмма посмотрела на него с удивлением. Он был так холоден, так рассудителен…

— Пусть следит за мной! Мне нет дела до этого!

— Вы не можете говорить это серьезно, Эмили! Если сэр Гарри узнает, что вы были у меня… — Гренвилль запнулся и покраснел. — Конечно, я говорю так не из-за себя самого. Я-то не боюсь его, но вы… вы ставите на карту всю свою будущность. Ведь он хочет жениться на вас!

— Да, он хочет сделать меня своей женой! — ответила Эмма, довольная, что может дать ему доказательство того, что она уже не так презираема. — Он даже дал мне формальное обязательство.

Эмма отвернулась, расстегнула платье на груди, достала бумагу и подала ее Гренвиллю.

— Что за легкомыслие! — воскликнул он, прочитав документ. — Да ведь он отдался на вашу волю, связав себя по рукам и ногам! Теперь я понимаю, что вы не боитесь его: он обеспечен для вас!

Неужели он действительно думал так? Ее охватило нечто вроде страха.

— Что вы хотите сказать этим? Ведь не думаете же вы, что я могу стать женой Фэншо?

— А почему бы и нет?

— После того, что произошло между нами?

— А что произошло между нами? Ровно ничего!

Эмма грустно посмотрела на него:

— Вы правы! Я могла бы уйти отсюда безупречной в глазах всех, только не в своих собственных. Когда сэр Гарри предлагал мне свою руку, я сказала ему, что совершенно свободна и ничем не связана. Я не лгала, мне так казалось. Но теперь, когда я знаю… я стала бы очень плохой, совсем плохой…

— Будем разумны, Эмили! — сказал он затем совершенно спокойно и, подведя ее к дивану, усадил рядом с собой. — Прежде всего, я должен сказать вам одно: я не могу жениться на вас. Никогда! Слышите? Никогда!

Она улыбнулась ему и сказала:

— Если бы я только смела любить вас!

— Да, но… как вы представляете себе это? Я беден и могу предложить вам только самое необходимое для существования. Ни нарядных туалетов, ни экипажа, ни драгоценностей, ни пышных пиров…

Она опять улыбнулась:

— Только бы я смела быть возле вас!

— А потом… я люблю науку, не могу жить без умственного труда. Если же вы будете жить около меня без интереса к тому, что волнует меня, без духовного общения со мной… Вы не виноваты в этом, Эмили, но ведь это так! Вы мало учились. Вы должны будете постараться понять меня, сравняться со мной! Ну а ваш характер? Вы страстны, стремительны, легко вскипаете. Если вы останетесь такой, я должен буду вечно беспокоиться за вас. Вы должны будете работать над собой, Эмили, непрестанно работать.

Он поднял ей голову и снова пытливо заглянул в глаза. Глаза Эммы были полны слез. Как могла она не понять его, приписать ему дурные мотивы? И как добр он, как добр!

— Делайте со мной все, что хотите… что хотите! — прошептала она, робко прижавшись к любимому и мечтательно глядя на него.

Теперь он снова обнимет ее, поцелует… Вот он уже наклонился к ней, его уста тянутся к ее…

Вдруг Гренвилль отодвинулся от нее и встал.

— Значит, мы согласны во всем, Эмили? В таком случае… простите, но… теперь поздно… вам нужно… лакей будет ждать вас…

Эмма испуганно вскочила:

— Я должна… должна вернуться? Это невозможно! Этого вы не можете хотеть!

Он нетерпеливо нахмурился.

— Как вы легко вскипаете! Не можете же вы оставаться здесь! Ведь я говорил вам, что мне надо соблюдать осторожность.

Она взволнованно заходила по комнате. Ей казалось совершенно невозможным еще раз встретиться с пытливым взглядом Смита. Но когда она попыталась сказать Гренвиллю об этом, он сейчас же перебил ее. С силой схватив ее за руку, он заставил ее остановиться и в кратких словах высказал, как он представлял себе их ближайшее будущее.

В поездке Эммы в Гаварден ничто не должно быть изменено, но оттуда она должна вернуть сэру Фэншо документ и попросить его вернуть ей слово. Хотя она и не давала ему никакого обязательства, но внутренне она все же связывала себя с ним, и, пока над ней тяготеет это нравственное обязательство, не может быть и речи о совместной жизни с другим. По крайней мере, он, Гренвилль, не протянет руки за чужим добром. Причину разрыва он предоставляет придумать ей самой. Только имя его, Гренвилля, не должно быть названо. Какого бы то ни было скандала необходимо избежать в любом случае. Поэтому-то она и должна на первое время остаться в Гавардене и принять прежнее имя. Чиновник министерства иностранных дел, потомок Уорвика, родственник Гамильтонов не имел права брать возлюбленную из «Храма Здоровья» доктора Грейема. Только тогда, когда все это будет предано забвению, она сможет вернуться в Лондон. Это время укажет ей он сам. В изменчивом потоке столичной жизни все быстро забывается, и потому изгнание не будет долгим. Но зато оно должно быть полным. Она не смела вступать в общение ни с одним из прежних друзей — ни с Ромни, ни с кем, и ни от кого не должна была принимать денег. Он обещал обеспечить ее всем необходимым.

Короткие, отрывистые фразы Гренвилля действовали на Эмму, как удары молота. Она была совершенно оглушена услышанным и не могла вымолвить ни слова. Но когда он кончил, в ней вспыхнула вся ее гордость, и она, резко оттолкнув его, воскликнула:

— В Гаварден? Туда, где ребенок? Где каждому известен мой позор? Да, если бы я приехала туда в качестве невесты сэра Гарри, все было бы сглажено. Но жить отверженной среди этих людей, стать в тягость матери… Если вы этого требуете от меня, то вы жестоки, бесчеловечны! Вам безразлично, что станет со мной! Вы не любите меня, я вижу это! Вы не любите меня!

— И все-таки я требую этого, и именно потому, что я люблю вас! Я хочу так, Эмили! Вы слышите? Я хочу этого!

Гренвилль пошел прямо к ней большими, уверенными шагами. Его глаза сверкали из-под густых бровей. Эмма хотела отвернуться, но не могла и чувствовала себя вынужденной повиноваться.