Трагикомедия бродяги любви - Людмила Вячеславовна Федорова Страница 44

Иветта, фыркая от досады и обиды, поспешила дверям, буркнув Генриетте:

– Извини, до свидания!

– Прощай, бывшая подруга! – ответила с искренней обидой на Иветту Генриетта, внутри ликуя от того, что Джованни не предал её.

Джовано же немножко постоял у окна, подышал прохладным воздухом, чтобы успокоиться и ласково обратился к юной возлюбленной:

– Генриетта, милая, разве же можно так наивно доверять подругам некоторые тайны наших отношений? Я прошу тебя впредь не быть такой наивной и не делиться с непроверенными подругами некоторыми нюансами наших отношений, потому что ты сама сейчас убедилась, что бывают настоящие подруги, а бывают…, как я шучу, «подружки-лягушки». Между прочим, это была очень унизительная и неприятная для меня сцена, очень обидно прозвучали слова «продажное жигало» и «готов за хорошие деньги с любой», будто бы у меня совсем никаких хороших качеств нет, ты же знаешь, что это не так. и что у нас тобой всё серьёзно…

Генриетта смущённо поправила вишнёвое платье и скромно ответила:

– Прости, любимый, просто мы с Иветтой дружили уже четыре года, я до этой сцены считала её хорошей подругой, и я никак не могла подумать, что она так некрасиво поведёт себя, когда на её вопрос, почему я не выхожу замуж, я опрометчиво призналась, что мы с тобой живём вместе. Я считала, что она мне подруга, никому не скажет, но я глубоко ошиблась в ней. Что ж, я увидела её истинное лицо, теперь она мне бывшая подруга, ты прав в том, что мне надо быть более осторожной в выборе подруг…

И влюблённая парочка в знак мира и согласия нежно поцеловались, и продолжили свои дела, как ни в чём, ни бывало, а Генриетта была рада надёжности Джованни…

… И так они продолжали свою приятную совместную жизнь со страстными ночами дальше, незаметно за чтением увлекательных книг, посещением балов и театров, весёлыми пикниками и милыми беседами на конной прогулке, во время романтичного катания в лодке, и другими разнообразными интеллектуальными развлечениями и разными спортивными занятиями у них пролетел ещё два месяца.

… Им обоим нравилось то увлекательное времяпровождения, тот уют, что царил в усадьбе Генриетты, которая временно стала их общим домом, казалось, им, что они знают друг о друге всё, влюблённая пара настолько уже привыкла к друг другу, что их самих это немножко пугало. И Генриетту, и Джованни пугала мысль, что ведь сначала они вступили в эти отношения просто как богатая леди и куртизан, альфонс, что доставляет ей удовольствие за деньги, а сейчас их отношения стали такими глубокими, многогранными, общение дарило им столько радости, что они оба боялись того момента, когда второй скажет: «Всё, наш роман кончен, прощай…».

Почему-то Джовано боялся этого рокового момента даже больше, чем Генриетта, он считал, что такая благородная прекрасная юная леди, как Генриетта, никогда не выйдет за него, что она выберет себе ровню, а незадачливый герой-любовник так привязался к юной нежной аристократке, что не представлял, как он будет жить без неё.

Ведь куртизаном, как раньше он уже не сможет работать, он больше не сможет жить с другой женщиной, он понял это по тому отвращению, которое испытал к Иветте, что любая женщина, не похожая на его прекрасную Генриетту, будет вызывать у него отторжение в любовных делах. И это отсутвие ясности будущего пугало молодого человека…

… Джовано иногда становился от этого очень задумчивым. Один раз во время уроков фехтования для Генриетты он забылся, и юная леди ловко покатила его на траву с весёлыми добрым смехом:

– Джованни, милый, ты проиграл, ученица превзошла учителя! Ты что это сегодня такой сонный и хмурый?

…А Джовано лишь неловко улыбнулся с печалью в огромных светло-табачных глазах и ласково пошутил:

– Дорогая, я просто сейчас поддавался тебе, как истинный джентльмен красивой и умной леди!

Но скоро между Риччи и Казановой случилось объяснение, которое сблизило их душевно ещё сильней, будто уже не ниточкой, а толстым корабельным канатом…

…В тот день была солнечная тёплая приятная погода, Джовано, который стал чаще прятаться в своём кабинете за чтением и сочинительством, (хотя потом всё равно делился своими новыми достижениями с Генриеттой) вдруг повеселел и пригласил юную возлюбленную на конную прогулку.

Они романтично скакали верхом, непринуждённо общались, Джованни мило шутил и говорил оригинальные комплименты…

… Они не заметили, как за приятной беседой сошли с привычного маршрута, и скакали уже долго и далеко, наслаждаясь теплом солнышка и красивой природой, в такт которой звучал цокот копыт…

… Вдруг Генриетта с удивлением в больших глазках-шоколадках и любопытством на нежном юном личике со вздёрнутым носиком воскликнула:

– Джованни, милый, смотри, мы случайно забрели в бедные районы! Ты же где-то тут жил? Может, тебе хочется разыскать родительский дом и увидеться со своей семьёй?

Джовано в лице поменялся, светло-карие глаза расширились и наполнились слезами, а непривычно нежное личико так резко побелело, что, казалось, он сейчас сознание потеряет! А правая рука юноши непривычно подрагивала…

Но Казанова нашёл в себе силы прервать неловкое молчание и ответить любимой:

– Нет, милая, Генриетта, мне нечего там искать, скажи, зачем мне ехать к родителям, если они меня никогда не хотели видеть? Зачем мне ехать к людям, для которых я всегда был лишним, чужим человеком? Я же ведь их всё равно люблю, хоть они и забыли свой грех, зачем мне только страдания и унижения себе причинять, если они надо мной таким только посмеются! Если бы хоть я, вопреки их прогнозам выучился и занял почётную и денежную должность, был бы победителем, то тогда можно было бы попробовать объясниться и примириться, а так как я опозоренный, падший куртизан, появлюсь перед ними? Только злые насмешки слушать, стыдиться себя? Зачем это мне? Нет, милая, давай лучше повернём в другую сторону и уедем отсюда подальше, чтобы в хорошем настроении продолжать прогулку…

… Генриетта немножко удивилась, но посочувствовала в душе Джованни, и они повернули своих лошадей в другу сторону, затем долго, с полчаса ехали, совершенно молча, и странная бледность Джованни так и не проходила, было видно, что бедные районы всколыхнули в нём неприятные воспоминания и старые душевные раны. Потом Генриетта и Джовано нашли хорошую лужайку для пикника, спешились, мило обустроились здесь на одеяле, и только тогда Генриетта решилась задать возникшие у бедных районов вопросы:

– Джованни, милый, я, если честно, не совсем поняла ситуацию, получившуюся сегодня у бедных районов. Да, ты рассказывал о своей неблагополучной семье, где жестокие родители сначала сделали из тебя прислугу, а потом, проявив, как я считаю, просто преступное хладнокровие, в одиннадцать лет отдали на воспитанию меценату аббату Гоцци. И аббат почему-то выгнал тебя в четырнадцать