Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 44

— Ма, милая, не надо! Мой сон ничего не доказывает, — сказала Элизабет, смущенная запальчивой речью Мейбл, обычно такой мягкой и боязливой.

Скарлетт Тернер с видом оскорбленной невинности закурила сигарету. Нахмурила светлые брови и какое-то время неотрывно смотрела на тюлевые оконные занавески.

— У меня никогда раньше не было такой подруги, как вы, Мейбл. И я очень разочарована. Ваша драгоценная Лисбет наконец приехала, я стала ненужной, и вы меня отвергаете. И что еще хуже, ваша дочь подозревает меня в издевательствах над животными. Меня, которая даже прикоснуться к ним не может! У меня фобия в отношении кошек. Прошу, уйдите обе! Мое сердце разбито.

Голос Скарлетт дрожал, серо-голубые глаза наполнились слезами. Она села в кресло, прикрыла лицо рукой.

— Идем, ма\ Это я виновата, — с сожалением сказала Элизабет, ощущая моральные терзания Скарлетт. — Лучше б я промолчала.

— Ты иди домой, Лисбет, а я ненадолго задержусь, — решилась Мейбл. — Нам со Скарлетт нужно поговорить. Наедине…

Молодая женщина удивилась, но спорить не стала. В холле она увидела Лоретту. Та, стоя на пороге кухни, словно ее и поджидала.

— Вы подслушивали у двери, не отпирайтесь, Лоретта! — сказала Элизабет девушке. — У вас учащенное дыхание, как если бы вы бежали.

Юная горничная растерялась, но уже через мгновение отрицательно мотнула головой.

— Дело ваше. Но один вопрос я вам все-таки задам: что вы сделали с котом? Тем чесоточным бродячим котом, которого подобрали на улице?

— Отнесла в Сентрал-парк по приказу мадам. Откуда мне было знать, что у нее от кошек припадки? Она без конца кашляет и чихает. Но чтобы мучить… Придет же такое кому-то в голову!

Элизабет вздохнула. Лоретта говорила неправду.

Дакота-билдинг, в апартаментах Вудвортов, в полдень

Мейбл все еще не вернулась от Скарлетт. Элизабет посмотрела на часы — настоящий музейный экспонат, стоявший на камине в гостиной. Треньканье дверного звонка нарушило тишину квартиры, и она выбежала в холл одновременно с Нормой. В дверном проеме показалась смуглая мордашка Лоретты.

— Меня прислали сказать, что миссис Вулворт обедает у миссис Тернер, — скороговоркой выпалила девушка, нервно теребя белый фартучек.

— Странно! Когда я уходила, они были не в лучших отношениях, — заметила Элизабет.

— Моя госпожа и миссис Вулворт помирились. А, чуть не забыла: ваша матушка просила передать, чтобы вы не беспокоились, — добавила Лоретта и убежала.

Печально глядя ей вслед, Норма покачала головой, и это заинтересовало Элизабет.

— Кажется, вы жалеете эту девушку, Норма!

— Да. Я бы не смогла работать у такой, как миссис Тернер. Я не смею говорить по душам с мадам, вашей матушкой, но вы — дело другое.

— Прошу, расскажите мне, что вам известно. И давайте пройдем в кухню и выпьем кофе, как мы это делали с моей милой Бонни. Я очень нуждаюсь в подруге, и вы, Норма, внушаете мне доверие.

Скоро Элизабет и домоправительница уже сидели лицом к лицу, и на столе дымил кофейник. На газовой печке томились в кастрюле овощи, и их приятный запах делал атмосферу в этой комнате с выкрашенными в желтый стенами еще комфортнее.

— В Дакота-билдинг много квартир и много прислуги, и часто мы собираемся во дворе поболтать, — тихим голосом начала Норма. — Портье тоже приходит. При встрече он всегда улыбается и, если есть время, подходит послушать наши девичьи разговоры, а с самыми хорошенькими заигрывает. Когда я поступила к вашим родителям на службу полтора года назад, то быстро поняла, что у миссис Вулворт часто бывают ее невестка Дорис с дочкой Перл.

Скарлетт Тернер тоже частая гостья, ведь она подруга Дорис Вулворт. Обе дамы увлекались гаданиями на картах Таро. Мне это не нравится, и моя вера это запрещает.

— Вы ведь протестантка, Норма?

— Да, как и все в нашей семье. Но это детали. Что меня удивило — миссис Тернер никогда не приглашала гостей к себе, не устраивала чаепитий и ужинов. Я не знала даже, есть ли у нее прислуга, потому что во дворе никто не признавался, что он у нее на службе.

Элизабет слушала с замирающим сердцем, догадываясь, что Норма намеревается сообщить нечто важное.

— И вот однажды вечером я вижу, что портье разговаривает с очень молоденькой девушкой. Потом он открыл для нее калитку и выпустил на улицу. В руках у девушки был чемоданчик, и она плакала. Сама не знаю зачем — мы ведь были незнакомы, но я ее догнала. Вид у нее был несчастный. Мы прошли немного по улице вместе. И я узнала…

Домоправительница умолкла — так она была смущена. Отпила кофе из чашки, стараясь не смотреть на Элизабет.

— Господь свидетель, я не вру. Миссис Джонсон, я все это вам рассказываю для очищения совести. Так вот: Скарлетт Тернер уволила эту девушку, очень красивую, по причине, которая меня шокировала.

— Неужели? — выдохнула Элизабет.

— Не смогу повторить слово в слово, что она мне говорила, рыдая, но что-то вроде: «У меня нет ни цента за душой. Она отказалась заплатить мне жалованье. Но подчиняться ей было выше моих сил. Это против природы, это гадко!» Потом девушка со мной распрощалась и ушла.

— Простите, Норма, я, конечно, знаю, что человеческая распущенность принимает разные, часто ужасные формы, но что бы все это могло означать?

— Я поняла так: миссис Тернер предпочитает женщин, и мужчины ее совершенно не привлекают. И юная Лоретта, надо полагать, подчинилась ее капризам. Вы наверняка тоже заметили, как она молода и красива.

— Боже, как это вообще возможно? Впервые о таком слышу. Спасибо, Норма, что вы мне рассказали. А ма? Она знает?

— Сомневаюсь. Миссис Вулворт простодушна и доверчива.

— Это правда. Норма, мне пора!

— Уйдете, не пообедав?

— Сейчас мне кусок в горло не полезет. Мне еще нужно кое-куда зайти, а потом я поеду к своим маленьким друзьям на Бродвей. Еще раз спасибо, Норма, вы — настоящий друг. И если бы вы перестали называть меня «миссис Джонсон», мне было бы очень приятно. Лисбет — куда лучше, хотя бы когда мы одни.

— Я попробую. Обещаю!

Бродвей, в тот же день, в два пополудни

Элизабет увидела Луизона и Агату и ускорила шаг. Дети сидели на ящике перед прачечной, в пятне солнечного света. Она помахала им, и они так же радостно ответили тем же. Оба были в самой нарядной своей одежде — просто загляденье.

— Я боялась,