Жаклин Брискин - Обитель любви Страница 45

— Зачем ты им сказала? — спросил он в темноте.

— А зачем ты приехал? — с вызовом ответила Юта.

— Повидать родителей.

— Тебя не было дома почти семь лет.

После паузы Три-Вэ ответил:

— Брат наконец уехал.

— При чем тут брат?

— Я же говорю: он владелец квартала, который ты видела, и еще Бог знает чего. — Три-Вэ знал, что Бад владелец не «Бог знает чего», а Амелии. От этой мысли ему стало больно, и он отвернулся от жены. — Проблема в том, что я младший и всегда его догоняю.

— Ты ненавидишь его?

— Нет, я люблю его.

— Тогда просто завидуешь.

Юта сказала это с сочувствием, ибо сама неустанно боролась с этим человеческим грехом — завистью.

— Да, — признался он.

— А он тебе в чем-нибудь завидует?

— Бад? Он даже не знает такого слова. Он просто приходит и берет, что ему хочется.

— Но ты же умнее! — пылко возразила Юта. Она любила Три-Вэ покровительственно и фанатично. — Если бы ты работал в их магазине, у тебя все получалось бы лучше.

— Как бы у меня получалось — этого мы не знаем. Мы не собираемся задерживаться в Лос-Анджелесе.

— Ты же слышал, что говорил твой отец, Три-Вэ. Он хочет, чтобы ты остался. — Она говорила с жаром. — Послушай! Чего тебе беспокоиться из-за какого-то Бада? Он не такой, как ты. А здание... Возможно, он выманил его у твоего отца. И еще эта его жена-француженка. У нее еле-еле душа в теле. — Юта пролистала днем семейный альбом, лежавший на позолоченной подставке на столе в гостиной. — А еще удивляются, почему она не рожает детей.

Это известие Три-Вэ воспринял с громадным внутренним облегчением. Без ребенка Амелия казалась свободной, девственной, без клейма Бада на себе. В мыслях она оставалась его Амелией. И совсем не обязательно видеть ее рядом с Бадом.

— Юта, — твердым голосом проговорил он, — не трать попусту слов. Мы уезжаем домой на следующей неделе, и все.

— Это все из-за твоей зависти к Баду, Три-Вэ. Неужели ты не заметил, как загорелись глаза твоего отца, когда он услыхал про ребенка?! Теперь ты впереди! Ты стал первым сыном и наследником!

— Я?! Наследником?! — фыркнул Три-Вэ. — Бад построил квартал и все благополучие Ван Влитов! Было время, когда мы едва не обанкротились. Он работал днем и ночью, а ему тогда было всего пятнадцать! По воскресеньям он тоже работал. Он бросил школу... — Три-Вэ замолчал. «Как объяснить женщине, которая и года не ходила в школу, что твой брат пожертвовал своим образованием? Все относительно. Возможно, Юта и не поймет, что это была жертва». Он вздохнул и сказал: — Ты вышла замуж за старателя. Прости, если благополучие моего родительского дома расстроило тебя. Но ты вышла за меня такого, какой я есть. За человека с киркой и лопатой. Обещаю тебе, Юта, что придет день, когда у меня будет не только кирка и лопата.

По Бродвею простучала подковами конная упряжка, во тьме послышался звон колокольчиков. Юта заговорила приглушенно:

— Мы жили в Калифорнии три месяца. Мы были банкротами, денег не было даже на то, чтобы застолбить свой участок. Муж получил работу на шахте. — Три-Вэ уже слышал эту историю раньше. — Мы въехали в одну из хижин и, как только я заделала в стенах трещины, повалил снег. Ребенок заболел. Он никогда не был слабеньким, но тут у него поднялся жар. Я брала на губку снег и растирала его тельце. Это должно было сбить жар, но все было напрасно. У него вздулся животик. Такой хороший мальчик... он даже не плакал. Он лежал весь красный от лихорадки, а через три дня у него закатились глазки и были видны только белки. Может, доктор и спас бы его. Может быть... Но что гадать? Доктор находился в двадцати милях от нас. У нас не было денег, чтобы послать за ним. Остальные рабочие на шахте все поголовно были чинки[19]. А чинкам платили еще меньше, так что у них вообще ничего не было. Мой ребенок только один раз вздохнул, только один раз. И умер. Я не выпускала его из рук до тех пор, пока он не закоченел. В следующем месяце ему бы исполнилось два годика...

— Юта...

— Муж напился, поэтому я рыла могилку сама. Земля замерзла, и лопата стучала, словно по камню. Я всю жизнь буду помнить, как она стучала... Священника не было, отпевания не было. А через три недели обвалился нижний уровень шахты. Мужа засыпало. И не думай, что я его упрекаю в чем-нибудь, или...

Три-Вэ встал с постели, но споткнулся о коврик и потерял равновесие. Пружины скрипнули, когда он опять упал на кровать рядом с женой. Лежа поверх одеяла, он похлопал Юту по крепкому плечу.

— Я была замужем за старателем, — продолжала она. — От него тоже были одни обещания. Придет день! Придет день, когда в очередном горном кармане он найдет золото! Придет день, когда я буду жить во дворце, в мехах и бархате! А на деле погиб ребенок, и денег не было ни на доктора, ни на священника.

— Я обещаю, что этого больше не случится! Никогда!

— Ты моешь золото уже семь лет. Ну и много ты намыл? И на двадцать долларов не наберется, — со вздохом проговорила она. — Три-Вэ, дело ведь не только в ребенке. Сегодня впервые в жизни я проехалась в наемном экипаже, впервые в жизни держала в руках нож для фруктов. Раньше мне не приходилось бывать в таких домах даже уборщицей. Дело не только в ребенке, но и во мне.

Три-Вэ провел ладонью по изношенной, кое-где свалявшейся комками ее ночной фланелевой рубашке.

— Хорошо, Юта. Я понял.

— Что ты понял? — шепотом спросила она, прижавшись горячей влажной щекой к его шее. — В этой жизни ты никогда не был ничтожеством.

На следующее утро Три-Вэ и Хендрик отправились в ресторан отеля «Аркадия», что на пляже в Санта-Монике. Поезд из Лос-Анджелеса приходил прямо на территорию отеля. Поездка заняла полчаса. Хендрик хотел отметить этот день, все-таки — возвращение блудного сына. Посещение отеля «Аркадия» продлило бы этот день часа на два.

Они поехали не поездом, а в коляске Ван Влита Старшего. Хендрик держал вожжи здоровой рукой. Когда они проезжали мимо апельсиновой рощи, вместе с пылью на Них повеяло сладким ароматом. Хендрик заметил:

— Риверсайдс.

У рощи стояли предупредительные знаки, гарантировавшие пулю каждому, кто осмелился бы переступить запретную границу. Огромный дворовый пес, охранявший рощу, атаковал коляску, рявкая на колеса.

Когда заходившаяся лаем собака осталась позади, Хендрик сказал:

— Во время Великого Бума кое-кто предсказывал, что рощи повырубят. — Он, хихикнув, указал в сторону рощи. — Только представь! Говорили, что там понастроят домов и магазинов! Пророчили, что население Лос-Анджелеса составит миллион человек! Все с ума посходили...

Три-Вэ смотрел на деревья.