К. Харрис - Когда рыдают девы Страница 46

ГЛАВА 29

Геро сидела возле пустого камина в библиотеке, свернувшись калачиком в кресле с открытым томиком поэзии семнадцатого века на коленях, когда в дверях появился Себастьян, принеся с собой запах солнца, свежего воздуха и сельских просторов.

– А что случилось с твоей повязкой? – поинтересовалась жена, подняв глаза.

– Она мне мешала.

– Уважительная причина, чтобы лишить поддержки раненую руку. 

Девлин негромко хмыкнул и пошел налить себе вина.

– Габриель Теннисон никогда не признавалась тебе в интересе к друидизму?

– Друидизму? Боже милостивый, нет. А почему ты спрашиваешь?

Себастьян  прислонился  спиной к  камину.

– Потому что, оказывается, на заходе солнца накануне своей гибели она возвращалась на Кэмлит-Моут и наблюдала, как сэр Стэнли проводит у древнего колодца на островке некий языческий ритуал. Причем правила двуколкой сама.

– Ты шутишь.

– Хотелось бы. Но Рори Форстер видел ее, да и Уинтроп подтверждает.

– А что там делал на закате этот Форстер?

– По его собственным словам? Искал забытую трубку – и прятался в кустах. Хотя, подозреваю, более вероятно, что он отправился туда с намерением откапывать клад, однако в замешательстве обнаружил, что островок не всецело в его распоряжении.

– Откапывать клад?

– Ага. Зарытый то ли Диком Терпином, то ли рыцарем-храмовником – обе версии весьма популярны. Ровно за неделю до своей смерти Габриель Теннисон  влетела в деревушку и прилюдно обвинила Рори в том, что он разрушил кладку священного колодца на Кэмлит-Моут.

– В поисках сокровищ?

Девлин кивнул.

– Согласно легенде, на дне источника спрятал добытое бесчестным грабежом золото сэр Джеффри де Мандевиль, и его дух появляется, устрашая любого, кто попытается похитить богатство. Но призрак барона, должно быть, вздремнул на посту, поскольку я убедился, что недавно колодец превратили в жалкие руины.

– Так ты говоришь, Габриель накинулась с обвинениями на Форстера в воскресенье неделю назад?

Себастьян допил вино.

– Любопытное совпадение по времени, правда? Именно тогда она приезжала на Кэмлит-Моут вместе с Арсено. Затем, несколько дней спустя, явилась в Гоф-Холл и бурно разругалась с Бевином Чайлдом. Твоя подруга была весьма задиристой и неуживчивой молодой леди.   

Геро пригладила ладонью юбку.

– Значит, ты беседовал с Чайлдом?

– Беседовал. Антиквар утверждает, будто обнаружил среди экспонатов коллекции Ричарда Гофа некий крест из Гластонбери. Вроде бы тот самый, которым, как считалось, в аббатстве были отмечены могилы короля Артура и королевы Гиневры. Ты слышала о нем?

– Слышала.

– Так вот, похоже, мисс Теннисон была уверена, что этот артефакт – современная фальшивка, и посреди довольно яростного спора с Чайлдом схватила крест и закинула его в пруд.

Виконтесса ощутила на себе пристальный взгляд мужа.

– Какой-то… странный поступок, –  отозвалась она, с трудом сохраняя ровный тон.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – нахмурился Девлин, усаживаясь в кресло напротив.

– Да, конечно. Просто устала.

– Возможно, ты слишком многое на себя взваливаешь в твоем положении, – заметил Себастьян с некоторой неловкостью. Несмотря на то, что должный появиться на свет младенец был причиной их брака, они никогда не обсуждали эту тему.

Геро неэлегантно фыркнула:

– Если под «положением» ты подразумеваешь, что я ношу ребенка, позволь напомнить: беременность – естественное состояние женщины, а не тяжкое изнурительное заболевание.

– Верно. Тем не менее своих жеребых кобыл я окружаю особой заботой.

– Даже не знаю, чувствовать себя польщенной или оскорбленной подобным сравнением, – расхохоталась Геро.

В уголках глаз Себастьяна собрались веселые морщинки.

– О, несомненно, польщенной.

Взгляды мужа и жены встретились, и это мгновение затянулось, приобретая  неожиданную интимность. 

Ощутив, как загораются щеки, Геро отвела глаза.

– Откуда ты узнал о ссоре Габриель и Чайлда из-за креста?

–  Мне сообщил лейтенант Арсено.

– Арсено? Любопытно. – Виконтесса вытащила найденный листок и протянула его мужу: – Вот что я нашла в бумагах Габриель.

– Велишь заплакать – я навзрыд заплачу… – прочел вслух Девлин и поднял взгляд: – Тебе известно, что это за стихи? 

– Нет. Но очень знакомые, правда? По-моему, написаны кем-то из поэтов-кавалеров[22]. – Закрыв томик поэзии, Геро отложила книгу в сторону. – Только мне пока не удалось их найти.

– Это последние три строфы стихотворения Роберта Геррика[23] «Антее, завладевшей им безраздельно».

– Ты знаешь его? – округлились глаза жены.

– Удивлена? – улыбнулся Себастьян. – А ты воображала, будто я провожу все свое время, гоняя на псовой охоте, хлеща бренди и стараясь отвесить тумака Джентльмену Джексону[24]?

Геро ощутила, как губы растягиваются в ответной улыбке:

– Вроде того.

– Ха. – Поднявшись с кресла, виконт сличил размашистые строки на листочке с округлыми, каллиграфическими буквами в записной книжке Габриель Теннисон. – Не похоже на почерк твоей подруги.

– Это не ее почерк.

–  И ты знаешь, чей? – покосился муж.

Она вытащила из стопки еще одну тетрадку:

– Вот. Взгляни на перевод «Леди Шалотт», над которым трудилась Габриель, и ты убедишься, что почерк на листочке совпадает с тем, которым сделаны исправления и примечания на полях ее работы. Мне кажется,  это стихотворение ей дал Филипп Арсено. 

Себастьян всмотрелся в пометки, и его губы тесно сжались.

– Думаешь, чувства лейтенанта к Габриель были сильнее, нежели он убеждал тебя?

– Ты – жизнь моя, любовь моя…– процитировал Девлин, откладывая в сторону перевод. – Очень похоже на то, не правда ли?  Более того, я думаю, что мисс Теннисон тоже была влюблена.

– Почему ты так уверен? – тряхнула головой Геро.

Себастьян опустил глаза на оставшийся в руке измятый листочек:

– Потому что она сохранила стихи.

На лужайке в Мэрилебон-Парк-Филдз[25] на северной окраине города Филипп Арсено вместе со своим лохматым дворнягой смотрел матч по крикету, когда Девлин подошел и остановился рядом.

Теплое солнце золотило зеленую траву на окрестных холмах. Слышалось мычание коров, над обрамляющими поляну дубами лениво кружил ястреб. Бэтсмен заработал пробежкой очко, и  по толпе зрителей прокатился одобрительный шумок.

– Приохотились к крикету? – поинтересовался Себастьян. – Вы, должно быть, один из очень немногих французов, которым пришлась по душе английская игра.