Кэтрин Гаскин - Зеленоглазка Страница 46

По-прежнему в лагере Магвайров отношения были напряженными. Ларри опять уехал в Мельбурн, однако Пэта его отъезд не излечил от скорби. Конечно, горевали мы все, но Пэт буквально изводил себя, не зная покоя ни днем, ни ночью. Как и обещал, работал он за двоих и стал таким сильным и выносливым, что теперь можно было сказать про него, что он зрелый мужчина. От того, молодого Пэта в нем не осталось ничего – как будто из тюрьмы вернулся другой человек. Он был молчалив и неразговорчив, много пил, но пьяным никогда не был. Каждый вечер он уходил из лагеря и возвращался уже после вечерней молитвы. Но по утрам он просыпался первым и колол дрова для костра, а в шахту спускался, когда Дэн еще только завтракал. Мы уже начали бояться, недоумевая, почему он все время молчит, и готовы были вновь слушать его воинственные речи, лишь бы он хоть что-нибудь говорил. Он никогда не спрашивал о форте и не общался с его защитниками. Приятелей он находил в пивнушках на Главной улице. Он начал играть в карты – и выигрывал. В карманах у него всегда были деньги на выпивку.

Кейт даже перестала оплакивать Сина, потому что беспокойство ее полностью переключилось на Пэта. Однако здесь она была терпелива и не делала опрометчивых шагов. Однажды она сказала нам:

– Я поняла, о чем Пэт все время думает, – он считает, что это он должен был умереть. Господи, помоги же ему!

Глава девятая

Наконец Адам решился высказать мне то, что давно его мучило. Мы шли в магазин Сампсона, чтобы подготовить списки товаров, которых на складе оставалось мало, так как через пару дней из Мельбурна приезжал Ларри. Когда Адам позвал меня, я сразу попыталась отговориться тем, что все равно не могу писать.

– Ты так бегаешь от меня, Эмми, что я уже начал думать, что ты меня недолюбливаешь или я чем-нибудь тебя обидел.

– Чем ты мог меня обидеть? – сказала я сухо.

– Ну, тогда надевай шляпку – и пошли.

Мы молча спускались по Главной улице, и мне показалось, что это молчание тяготит нас обоих. Я злилась на себя за то, что не могу заставить свой язык произнести хоть слово, дабы разрядить эту неловкость. Когда мы пришли, нас встретил Сампсон и иронически повел бровью:

– А вот и знаменитая парочка повстанцев!

– Тише! – сказала я. – Вас могут услышать. Вот придут и арестуют Адама.

– Ерунда! – возразил Бен, – они не знают, как избавиться от тех, кто уже арестован. Во всей колонии не найдется газеты, которая бы не прошлась на своих страницах по истории с фортом. Они уже сами не рады, что все так получилось. Заметьте – ни один суд не осмелится осудить наших людей за такого рода преступление. Так что, мисс Эмма, не стоит волноваться. Тем более, Адам не был среди зачинщиков, и никто не станет им заниматься.

И он многозначительно подмигнул Адаму, так, чтобы я тоже видела.

– Вот если бы обо мне кто-нибудь волновался так же, как вы об Адаме… Шуточное ли дело – броситься в горящий форт! – Он увидел, что я смутилась, и сразу же закрыл тему. – Ну что ж, пора за работу! Ты собираешься еще приехать сюда, Адам, или корабль Лангли уже готов?

– Я еще сам не знаю, – сказала Адам, – я даже не уверен, что Джон Лангли не раздумал отдать мне «Энтерпрайз». Лангли всегда на стороне законопорядка, особенно если дело касается его собственности.

В течение часа мы составляли списки, и Бену пришлось поработать пером за меня.

– Как мне не хватает вашей быстрой руки, мисс Эмма, – сказал он.

Он был очень добр ко мне, даже не поддразнивал, как обычно. Желая порадовать его, я улыбалась каждой его шутке и с удовольствием приняла от него подарок – пейслийский платок, который он предложил мне вместо моей коленкоровой перевязи.

– Ну вот, теперь совсем другое дело. Любая женщина умрет от зависти, лишь взглянув на тебя, и сразу захочет тоже иметь больную руку, чтобы носить это.

Пока мы сидели у Бена, неловкость между мной и Адамом немного сгладилась, но как только вышли на улицу, между нами снова установилось молчание. Был уже вечер, как раз время ужина. Работа на шахтах была закончена, и старатели разбрелись по городу – кто по магазинам, а кто по знакомым. Торговля шла полным ходом. Погода была ясная, но жаркая, и мысль о ждущих нас в лагере бараньих отбивных особого аппетита не вызывала.

– Пойдем заглянем в магазин Хита, – неожиданно предложил Адам.

К Хиту обычно ходили люди, у которых завелись лишние денежки на покупку роскошных вещей, или же те, кто получал удовольствие, выбирая, что он купит, когда найдет золото. Адам далеко не был завсегдатаем этого места; вещи, как таковые, интересовали его мало. Но сейчас он настаивал пойти туда, а я была только рада, что молчание наконец прервалось. Он предложил мне опереться на его руку, но я отказалась. Не сказав ни слова, он убрал руку. Мы приближались к магазину Хита.

Наметанным глазом я оценила товары. Здесь были самые изысканные вещи во всем Балларате. Большинство покупателей зашли в магазин с той же целью, что и мы, – поглазеть. Карл Хит никого не торопил и не настаивал. Он знал, что покупатели наверняка придут опять – это был испытанный способ, я знала его еще от Элиу Пирсона.

– Хороший магазин, – сказала я Адаму. – Этот Хит знает, что делает. Видишь, здесь нет ни надоевших всем сковородок, ни дешевого ситчика, ни хозяйственных щеток. Они, конечно, необходимы, но это те вещи, о которых каждый хотел бы забыть. А сюда приходят, чтобы потратить деньги с удовольствием или хотя бы заранее придумать, как они их потратят. Как будто… – я старалась подобрать правильное слово, – как будто они приходят сюда за мечтой. Вот, например, пока это шелковое платье – только мечта, – я указала на витрину, – или, скажем, часть мечты. Сейчас оно доступно только тому, кто нашел сразу много золота.

Я подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть платье. Даже надетое на манекен, оно выглядело пленительно – от кружевного воротничка мягкими складками струился вниз голубой шелк, словом, это была настоящая вещь, которая совершенно не подходила для здешних пыльных улиц. Я благоговейно коснулась его.

– Прекрасный шелк, – оценила я, – такой я видела в магазине Элиу.

– Очень красивое платье, – сказал у меня за спиной Адам. – На тебе оно будет отлично смотреться, а, Эмми?

Я пожала плечами.

– Я говорила только о мечте. Оно не для того, чтобы носить, а чтоб люди мечтали о нем. Кроме того, оно мне велико.

– А можно подогнать его по фигуре? Ты смогла бы его уменьшить?

– Конечно, если бы мне пришло в голову его купить. Но дураков нет.

– А можно переделать его в свадебное? Я хотел бы купить его для тебя, Эмми.

– О, оно стоит целое состояние, к тому же… – Я повернулась, чтобы увидеть его лицо. – Ты… ты сказал свадебное? А у кого свадьба?