Патриция Брейсвелл - Корона для миледи Страница 46

Эту историю она сочинила в Бате, когда король сидел в зале в обществе двух десятков своих тэнов. Закончив свой рассказ, Эльгива обернулась к королю, подняв брови.

— Может ли король таким вот образом удалить от себя бесплодную королеву? — спросила она, притворно изображая неведение, хотя ответ ей был известен.

Лицо Этельреда стало задумчивым.

— В делах, касающихся женщин, король может следовать своим собственным желаниям, — произнес он степенно. — У императора Карла Великого было пять жен, которых он менял одну за другой, когда от них уставал. Он даже не прибегал к оправданию бездетностью, чтобы от них отказаться, хотя некоторые из них, насколько я понимаю, действительно были бесплодными.

Он склонил голову в ее сторону.

— Вы подбираетесь ко мне, леди, чтобы получить корону? Ваш отец посадил вас мне на колени, чтобы склонить меня на свою сторону?

Он помрачнел, и Эльгива поспешила его уверить в обратном.

— Я льщу вам только лишь ради вашего благорасположения, милорд, — сказала она лукаво. Затем, взглянув на него, она вздохнула и продолжила: — Но я не обязана его с кем-либо делить, если ваша королева решит остаться в монастыре и откажется от короны.

Выражение лица короля вновь стало задумчивым, и Эльгива улыбнулась себе. Она заронила семя. Если она будет терпеливой и если ей будет сопутствовать удача, то оно обязательно даст всходы, нужно лишь немного этому поспособствовать.

Переодевшись в сухое, но все еще продрогший после дневного переезда, Этельред отогревал руки над жаровней в лучшей гостевой комнате монастыря. Он не особенно спешил увидеться со своей королевой. Пусть подождет, когда он соизволит ее призвать. Он пошел навстречу ее требованию встретиться с ней здесь, прервав свое путешествие. Это было именно требованием, хоть и облеченным Эльфриком в учтивые фразы.

Он крикнул, чтобы подали подогретого вина. Не помешает укрепить свой дух перед встречей с Эммой. Когда он видел королеву в последний раз, она имела наглость отчитывать его за то, как он обошелся с датчанами, возомнив, будто она вправе поучать его, как править королевством. Он полагал, что лишил ее иллюзий по поводу того, имеет ли она право давать ему какие-либо советы, но, видимо, ошибся. Она явно желала обсудить с ним нечто важное. Несомненно, она не призвала бы его просто ради удовольствия побыть в его обществе, на этот счет у него не было заблуждений.

Залпом проглотив вино, он стал размышлять о своей молодой жене. Может быть, она, как и он сам, пришла к пониманию того, что жизнь в монастыре будет для нее предпочтительней, чем рядом с ним? Монашки, возможно, оказали на нее определенное влияние за то время, что она здесь провела. Безусловно, они встретят ее с распростертыми объятиями и весьма небескорыстно, если она решит здесь остаться. Когда-нибудь она даже сможет стать настоятельницей.

Он попытался представить себе Эмму в качестве аббатисы и пришел к выводу, что она бы справилась с этой ролью очень хорошо. Да и вообще, он не прочь дать ей достаточно золота, чтобы она основала собственную обитель и украсила ее по своему вкусу. И если бы Эмма согласилась удалиться в монастырь, он нашел бы себе более подходящую супругу. Епископы не стали бы против этого возражать, поскольку Эмма явно бесплодна. Он исполнил свой супружеский долг, но она не забеременела. Он мог бы развестись с ней с благословения Церкви.

Этельред глядел на угли на жаровне — от них, казалось, исходит мрачное зловещее сияние, и мысли его тоже помрачнели. Он должен думать не только об Эмме. Ричард, ее брат, также скажет свое веское слово относительно судьбы своей сестры. Ричард, возможно, будет против ее ссылки в монастырь, не исключено даже, что он пожелает, чтобы она вернулась, и он подумает, куда еще ее можно пристроить. Также он может потребовать назад ее приданое, а такой оборот дела приятным не назовешь. Кроме того, возникнет еще одно осложнение: датчане и их беспрепятственный доступ в гавани Нормандии. Ричарда как-то нужно убедить держать свои порты закрытыми для викингов.

Король помрачнел. С тех пор как приехала Эмма, прекратились набеги на побережье Англии, так что Ричард выполнял свою часть соглашения. С другой стороны, если Эмма не произведет на свет наследника, лояльность Ричарда может улетучиться.

Он покачал головой. Эти рассуждения не имеют смысла. Сперва нужно услышать, что ему хочет сказать Эмма. Затем уже он будет решать, как с нею поступить.

Покои королевы в монастыре были обустроены матерью Этельреда в соответствии с ее требованиями, и их удобства были привычны ее сыну. Вышитые гобелены, закрывающие стены, толстые занавеси большой кровати, даже окованный медью сундук в ее изножье — все здесь ему было знакомо. Однако, как только он сюда вошел, Этельред ощутил навалившуюся на него застарелую тревогу, так как это был мир, в котором властвовали женщины, чуждый ему, как далекие страны. Его взгляд скользнул по служанке, сидевшей в углу с веретеном и прялкой в руках, затем по настоятельнице, устроившейся у жаровни, и наконец остановился на Эмме.

Она сидела на устланном подушками стуле, одетая в шафранного цвета платье, корсаж которого был расшит нитями всех цветов радуги. Ее голову покрывал кремовый платок, прижатый венцом, сияющим золотом в свете пламени свечей. Платок обрамлял ее лицо, показавшееся сейчас ему даже более привлекательным, чем раньше.

Эмма не была похожа на монашек, которых он видел. С удивлением он заметил у нее на коленях златовласую девочку, одетую в простое коричневое облачение послушницы. Дитя глядело на него серьезными голубыми глазами, и его вдруг осенило, что это, должно быть, его собственная дочь Матильда. По возрасту она как раз подходила, и у нее были те же светло-соломенные волосы, что и у всех прочих его отпрысков, за исключением Эдмунда.

Увидев его, женщины поднялись на ноги, и он сперва поприветствовал настоятельницу, приняв из ее рук поданную ему традиционную чашу с питьем. К его радости, она, пробормотав приветствие и какие-то слова о его дочери и королеве, извинилась и выскользнула из комнаты. «Одной женщиной меньше на мою голову», — подумал он, глядя на свою жену и обнявшего ее ребенка.

— Садитесь, — сказал он Эмме, пройдя к освобожденному аббатисой стулу.

Король раздраженно взглянул на ребенка, свернувшегося на коленях Эммы клубочком, словно довольный котенок. Он уже и забыл об этой девочке, хотя сам сюда ее и привез после смерти ее матери. Он мало принимал участия в жизни своих детей до того, как они достигали десятилетнего возраста, а с дочерьми и после того. Светлые волосы и голубые глаза девочки не оставляли сомнений в том, что это его дочь, но у него не было никаких мыслей насчет того, что ей сказать или что с ней делать. Стоя сейчас перед ними двумя, перед глядящим на него широко раскрытыми глазами ребенком, он чувствовал себя так, словно столкнулся с какой-то женской тайной, постичь которую был не в состоянии. Его раздражение нарастало.