Киран Крамер - Мой граф Страница 47

– Лакей! – рявкнул он. – Убери же эту чертову псину!

Лакей попытался оттащить пса, но добился лишь того, что толкнул стол и свалил на пол блюдо с колбасками. Это привело к тому, что остальные голодные звери ринулись из-под стола и жадно набросились на вкусные трофеи. Марбери, окруженный несметным количеством жесткого меха и мокрых, слюнявых языков, в панике оцепенел.

– Сделай же что-нибудь, Харроу. Помоги мне! – Он воздел руки.

Мистер Доусон как ни в чем не бывало продолжал есть кашу, с большим интересом, но с совершенно невозмутимым выражением лица наблюдая за развертывающейся сценой.

Пиппа кое-как протиснулась между двумя псинами и схватила со стола льняную салфетку. Обмакнув ее в стакан с водой, принялась вытирать колени Марбери. Ширинка промокших панталон зияла там, где пес явно отхватил пуговицу в пылу поедания яичницы, и Пиппу передернуло при мысли о том, что придется доставать остатки еды из-под ширинки.

Среди протестующих воплей Марбери и собачьего рыка и фырканья Пиппа едва расслышала громкое покашливание мистера Доусона, но, вскинув глаза, увидела, что он трясется от беззвучного смеха, губы сжаты, но глаза блестят от непролитых слез. Он быстро подмигнул ей, словно тем самым говоря: «Я же тебе говорил. Где ты – там непременно что-нибудь случается».

Но не успела она даже улыбнуться в ответ, как Марбери взвизгнул, когда одна из собак схватила мокрую от чая салфетку у него с колен и припустила к двери из столовой.

– Вернись, ты, волосатое чудовище! – завопил Марбери. Он наконец-то с горем пополам поднялся на ноги, дико размахивая руками, чтобы отогнать остальных животных.

Но воришка и не думал останавливаться. Он удирал… и уносил в зубах салфетку. Эй, да она разматывается, дошло до Пиппы.

Стоя рядом с растерянным графом, Пиппа разинула рот от изумления. Салфетка оказалась вовсе никакой не салфеткой. Это было что-то длинное, узкое и… и…

У нее глаза полезли на лоб.

У Марбери тоже.

И у мистера Доусона.

И даже у лакея.

Пес выбежал в коридор, держа в зубах кусок ткани, который волочился по полу.

Это был галстук-шарф. Еще и близко не понимая, что произошло, Пиппа ринулась вперед, ухватилась за край шейного платка и тянула до тех пор, пока собака не отпустила.

– Спасибо, – буркнула она воришке. Пиппа скатала промокшую тряпку, жутко смущенная поворотом событий. Очевидно, он был во много раз сложен и засунут…

В штаны Марбери.

Этот джентльмен в кои-то веки хранил молчание. Мистер Доусон заморгал. Пиппа поняла…

Пиппа поняла, что должна что-нибудь сказать. Она сделала глубокий вдох.

– Какой вы молодец, лорд Марбери, – твердо проговорила она, – что следите за модой и носите это… этот… э… пахток. В Европе это сейчас последний писк.

– Пахток? – переспросил мистер Доусон, высоко подняв брови.

– Да, пахток, – повторила Пиппа. – Платок… пах. Это слово было изобретено недавно одним французским модником и острословом. – Она выдавила слабую улыбку. – Э-э, только лучшие камердинеры знают о нем. У вас, должно быть, очень хороший камердинер, лорд Марбери. Выше всяких похвал.

– Так и есть, – самодовольно заявил Марбери. – И я жду не дождусь его приезда. Думаю, я тоже буду приводить его на завтрак. – Он смахнул с панталон оставшиеся частички еды. – Что ж, с вашего позволения, мистер Доусон, на сегодня с меня довольно общения с этими милыми собачками. Все это во имя достоверности, которая является решающей, если хочешь создать блестящий проект дома для собак. А сейчас я должен пойти и привести себя в порядок. Харроу? – Он протянул руку ладонью вверх за позорным – или славным? – предметом одежды.

Пиппа с огромным облегчением отдала галстук, а Марбери схватил его и прошествовал к двери, не уронив своего достоинства. По крайней мере Пиппа надеялась, что это так.

Со стороны парадной двери послышались шаги и голоса – смех и разговоры между мужчиной и женщиной. Пиппа почувствовала, как верхняя часть ее тела под стягивающими грудь полосками напряглась. Судя по голосам, это были Грегори и леди Дамара.

В дверях комнаты для завтраков Марбери чуть не столкнулся с милой парочкой. Леди Дамара по-хозяйски держала Грегори под руку, и сердце Пиппы едва не остановилось. Они смотрелись вместе просто прекрасно: леди Дамара с нежным румянцем на щеках и прелестными завитками над ушами и Грегори, как всегда, энергичный и совершенно неотразимый.

– Уэстдейл, – процедил Марбери сквозь зубы.

– Марбери, – отозвался Грегори безо всякой злости, лишь с легким удивлением. – Что это у тебя в руке?

Марбери высоко вскинул бровь.

– Ты хочешь сказать… что не знаешь?

– Нет, – терпеливо ответил Грегори. – Оно похоже на какую-то мокрую скомканную тряпку.

Идеальное белое чело леди Дамары прорезала изящная морщинка.

Марбери коротко хохотнул.

– Ну, Уэстдейл, мне тебя жаль. – Он оглянулся на Пиппу: – Харроу, что ж ты за камердинер? Не поделиться последним криком моды со своим господином? – Он взглянул на бриджи Грегори, которые мало оставляли места воображению, и его глаза расширились. – Впрочем, прошу простить меня, если у него была веская причина для молчания, – пробормотал он.

И опрометью ринулся мимо парочки, так толкнув при этом леди Дамару, что та чуть не потеряла равновесие и тихонько вскрикнула. Грегори схватил ее за другую руку, чтобы поддержать, и Пиппа в душе ахнула, увидев, что леди Дамара умудрилась притянуть его ближе, так близко, что не осталось ни малейшего зазора между ее впечатляющим бюстом и его бицепсами.

В сердце вспыхнула ревность. Неужели они пара? Во всяком случае, ведут они себя именно так. С чего бы еще им потребовалось несколько секунд, чтобы разъединиться, словно они давнишние любовники, которые не могут друг без друга. А когда они наконец разъединились, леди Дамара с глупым хихиканьем заворковала о том, как ей не терпится показать Грегори забавный портрет прапрадеда лорда Тарстона в галерее наверху, а Грегори галантным широким жестом предложил даме пройти впереди него к буфету.

Пиппа была ужасно зла на Грегори… хотя и не знала почему. Он просто джентльмен. Мелкие рыцарские жесты вовсе не означают, что он увлечен леди Дамарой. И разумеется, из этого следует, что его сердечное поведение по отношению к Пиппе отнюдь не значит, что он питает к ней нежные чувства.

Но отчего-то такая логика была ей не по душе, какой бы успокаивающей ни выглядела. «Это потому, что ты хочешь, чтобы Грегори питал к тебе нежные чувства!» – подсказал ей тоненький внутренний голосок.

– Доброе утро, мистер Доусон, – любезно обратился Грегори к ее новому другу, который ответил на приветствие. – И тебе доброе утро. Харроу. Полагаю, этим утром ты сопровождаешь на завтрак мистера Доусона?