Сильвия Холлидей - Рассвет страсти Страница 49

– Я сделаю все, что смогу! – пообещала Аллегра, мысленно прикинув свои возможности. – Но прежде, мистер Бриггс, я бы хотела сама повидать его милость. Чтобы правильно оценить его состояние. Ведь если он не захочет пить, от успокоительного не будет никакого толка. И тогда придется попробовать лечебный пластырь на висках – может, это заставит его заснуть.

– Оставляю его на тебя и Джагат Рама, – кивнул Бриггс и распахнул дверь.

– Позвольте и мне помочь его милости, мистер Бриггс, – заныла миссис Ратледж.

– Это совершенно ни к чему. Потрудитесь проследить, чтобы остальные слуги занимались тем, чем положено. – И Бриггс добавил, передразнив завистливую мину экономки: – Лорд Ридли вовсе не нуждается в досужих свидетелях его слабости! Занимайся своими делами, женщина, и предоставь мужчинам заняться своими. Точно так же, как это делаю я.

– Но…

Аллегра не стала слушать, чем кончится этот спор, захлопнув за собой дверь и проскользнув через гостиную в спальню Ридли, откуда доносились его неистовые вопли. У распахнутых дверей она наткнулась на Джагат Рама. Индиец несмело улыбнулся:

– Вы ведь поможете ему, правда? Я ничего не смог поделать этим вечером. – Он отступил в сторону и жестом пригласил Аллегру войти. Тяжелый, приторный запах благовоний показался удушающим. На кровати, связанный по рукам и ногам, дико бился Грей Ридли.

– Проклятие! – рычал он. – Дьявол вас всех побери! Сукины дети, развяжите меня! – Его язык заплетался, и слова можно было разобрать с трудом. Виконт корчился и извивался с такой силой, что наверняка перевернул бы кровать, не окажись рядом Джагат Рам.

– Прошу вас, сэр Грейстон, – напевно повторял он, намертво вцепившись в край кровати, – постарайтесь заснуть. С утра нужно встать пораньше, чтобы успеть на охоту на тигров с Бехарским набобом.

Ридли тупо уставился на слугу, но все же внял его словам. По лицу растеклось блаженное выражение. Судя по всему, Ридли перенесся в иное время и в иное место. Он даже сподобился улыбнуться. Но уже в следующий миг на смену радости пришло горе. И этот большой, сильный человек затрясся от рыданий. Широкая грудь тяжко вздымалась с каждым вздохом.

– Почему она умерла?! – выкрикивал он. – Почему она умерла? Дайте мне шпагу, я проткну ею свою грудь! – И мужчина дико расхохотался, обливаясь слезами. – Но ведь я – трус из Бэньярд-Холла! Разве вы не знаете? – Он застонал так жалобно, словно каждый звук рождался в самой глубине истерзанной души.

– Милорд… – прошептала Аллегра, несмело касаясь его плеча и с трудом удерживая слезы. Как будто кто-то повернул ключ в запертой двери, Ридли резко уселся и воз зрился на нее. Янтарные глаза полыхнули гневом. И она в ужасе отшатнулась. А Ридли взревел:

– Ты смеешься надо мной? Ты презираешь меня? Служанки на кухне сказали… – Он затряс перед ней спутанными веревкой кулаками: – Проклята, будь ты проклята! Будь ты проклята!!!

– Вот видите? – вздохнул Джагат Рам. – И так без конца. У вас найдется подходящее лекарство? Что-нибудь успокоительное?

Аллегра сокрушенно покачала головой. Ей одной было известно, отчего нынче вечером Ридли опять оказался на грани безумия. Сердце сжалось от острого сознания вины и раскаяния: невыносимое, болезненное чувство.

– Нет, – промолвила она. – Лекарства тут бессильны. Спасти его можно только человеческим теплом и лаской.

Несмотря на возражения Джагат Рама, Аллегра встала возле кровати на колени и прижала Ридли к себе. Он тут же забился, скрипя зубами и осыпая ее проклятиями. В какой-то ужасный момент девушке показалось, что он вот-вот разорвет путы и набросится на нее.

Но мало-помалу на смену ярости пришли горе и боль, и он приник головой к ее груди. Его лицо оросили новые потоки слез.

– Тише, Грей, – шептала Аллегра, баюкая его, как ребенка. Она чувствовала, как беспомощно дрожит у нее в руках его тело. – Тише, мой дорогой.

Он поднял на нее мутный, ничего не видящий взор и с тоской выдохнул:

– Руфь? Это ты, Руфь? Прости меня, Руфь. Поцелуй меня, Руфь! Прости меня!

Поколебавшись всего мгновение, Аллегра поцеловала соленые от слез губы. Это был материнский поцелуй. Ласковый и нежный. Губы, щеки, упрямую ямку на подбородке. Тонкие пальчики осторожно заставили его опустить веки, и поцелуи осушили слезы на воспаленных глазах. Он перестал дрожать, но Аллегра все еще баюкала его, и шептала его имя, и целовала в лоб и щеки. Наконец стало ясно, что Ридли заснул. Опустив виконта на подушку, девушка взглянула на Джагат Рама.

– Развяжи его, Рам, – взмолилась она. Ее сердце готово было разорваться от боли при виде грубых пут, лишавших свободы этого гордого человека.

Рам кивнул и как по волшебству извлек из какого-то потайного кармана довольно необычный кинжал. В глаза бросалась рукоятка, искусно изображавшая голову змеи. Рам шагнул к кровати, рассек веревки и отбросил их прочь. Аллегра болезненно поморщилась, заметив красные полосы там, где веревки стягивали запястья Ридли. С его рук давно слетели наложенные днем повязки, и грубые отметины от медвежьих когтей покраснели и опухли. Мало того, кое-где возобновилось кровотечение, и на чистом полотне рубашки появились свежие алые пятна. Аллегра не удержалась и заплакала сама.

– Я принесла мазь, – всхлипывая, пробормотала девушка и махнула рукой в сторону оставленной на столе коробки.

– Я позабочусь, чтобы утром сэр Грейстон воспользовался ею.

– Он еще проснется? – спросила она, поднимаясь с кровати. Оставлять Ридли в таком состоянии было боязно. – Может, приготовить ему обычное укрепляющее?

– Нет. Он будет спать до утра.

– И забудет обо всем, что случилось сейчас?

– По крайней мере он так говорит, – лукаво улыбнулся Рам. – А может, он так желает…

– Если я вам понадоблюсь… – беспомощно ломая пальцы, пролепетала Аллегра.

– Вы уже ничем не поможете сегодня. А я пробуду возле него до самого утра. Идемте, – он указал на неболь шую дверь, через которую можно было попасть в хозяйскую гардеробную, – я провожу вас через гардеробную сэра Грейстона. Так будет лучше. Женская прислуга бывает весьма жестока в своих сплетнях и пересудах.

В кабинете у Ридли все еще горела свеча. Отблески ее пламени причудливо играли на висевших над камином кинжалах, загадочно мерцала позолота и полированная сталь. После сегодняшней душераздирающей сцены с Баттерби в Ладлоу эта странная коллекция предстала в новом отвратительном свете. Трус из Бэньярд-Холла, которого бросает в дрожь от одного прикосновения к шпаге, обрекает себя на существование в окружении символов своей слабости. Вряд ли коллекция являлась просто жестоким напоминанием. Это скорее выглядело как самобичевание, которому подвергали себя в глухих кельях фанатики от веры: цепи и вериги эти люди добровольно носят, не снимая, постоянно терзаясь от пытки.