Елена Арсеньева - Любовь и долг Александра III Страница 49

А отец поверил, потому что знал кристальную честность Саши, так любимую Никсой, и был убежден, что сын еще не научился лгать и вообще не посмеет обмануть отца в столь важном деле.

– Хотел бы я знать, – пробормотал император, – что за дрянь эта «достойная доверия русская корреспондентка»? Тварь похуже гнусного Герцена!

Александр тоже хотел бы знать, кто мог так отвратительно повредить репутации Марии Элимовны. Он чувствовал себя очень виноватым перед княжной: ведь из-за него она была скомпрометирована! Если бы он не являлся наследником престола, то должен был бы жениться на ней, чтобы спасти ее честь.

Он должен сделать это! А главное, он хочет этого больше всего на свете. Но разве это возможно?

Государи отличаются от обыкновенных людей прежде всего тем, что имеют возможности исполнять если не все, то очень многие свои желания, причем очень быстро. Именно поэтому через пять дней после описанного выше разговора отца и сына некий молодой человек в жемчужно-сером элегантном пальто и такого же цвета цилиндре вошел светлым, солнечным, прозрачным днем – только в Париже бывают такие дни в январе! – в редакцию газеты «Очевидец», что притулилась в старом двухэтажном особнячке на углу boulevard du Crime, говоря по-русски, Преступного бульвара, и спросил, как пройти к редактору.

Сидевший у двери шестнадцатилетний Мишель, редакционный портье, мальчик на побегушках и начинающий репортер, сразу посмотрел на его ноги. На ногах были черные сапоги, на которых не виднелось ни пятнышка грязи.

Все улицы вокруг редакции были разрыты и перекопаны – грандиозная перестройка Парижа, затеянная бароном Османом и совершенно изменившая привычный облик центра французской столицы, добралась и до boulevard du Crime. Он доживал последние недели, ему предстояло исчезнуть из памяти парижан. Пешеходам приходилось перебираться через ямы по грязным мосткам, поэтому все репортеры и посетители натаскивали в редакции кучи той самой знаменитой грязи, из-за которой этот город получил свое первое название – Лютеция, от латинского lutum – грязь. На сапогах же визитера в сером пальто не было ни пятнышка, из чего следовало, что он явился не пешком, не приехал в экипаже, поскольку движение по бульвару было закрыто… оставалось сделать вывод, что он прибыл верхом. Сие умозаключение подтверждали и его сапоги для верховой езды.

Мишель украдкой похвалил себя за проницательность. Он зачитывался рассказами Эдгара По и обожал сыщика Дюпена. Также ему очень нравился роман мсье Габорио «Дело вдовы Леруж», который начал выходить отдельными выпусками. Сыщика Лекока из этого романа он обожал. Так вот, даже Дюпен и Лекок не смогли бы сделать более точного и быстрого вывода.

К сожалению, разгадывать планы визитера Мишелю не пришлось, потому что господин ледяным начальственным тоном сообщил, что должен видеть мсье Леру, редактора. Мишель понял, что господин иностранец: в его голосе звучал акцент.

Господин передал через Мишеля свою карточку, на ней значились только имя и фамилия – Венсан Виго, однако интуиция подсказала проницательному Мишелю, что сей господин такой же Венсан Виго, как он сам – Александр Дюма. Кроме того, на карточке была сделана приписка: «Дело приватное и не терпящее отлагательств».

– Приватное? И не терпит? – повторил мсье Леру, поднимая на Мишеля усталые глаза. – Ну проси… Хотя я с большим удовольствием послал бы его к дьяволу.

Мсье Леру, редактор и владелец газеты, был очень озабочен. Попасть под «османское иго», как называлась городская ломка, затянувшаяся на десятилетия, надлежало и особнячку, где размещалась редакция, а новое помещение еще не нашли, предложенные комнаты близ Трините оказались слишком дороги, именно поэтому мсье Леру было не до посетителей. Однако газету выпускать надо, а вдруг у посетителя сенсация?

Посетитель вошел. И мсье Леру мгновенно стало не по себе, такие у этого господина были ледяные глаза.

Впрочем, голос его – Леру тоже отметил иностранный акцент, но не смог его распознать – звучал вполне располагающе.

– Я осведомлен о ваших затруднениях, – сказал Венсан Виго. – И могу оказать посильную помощь редакции в поисках места. Вот здесь, – он похлопал себя по нагрудному карману, – купчая на то самое помещение, которое вы пытались снять позавчера. Заметьте, купчая! Имя нового владельца дома сюда не вписано.

Леру давно жил на этом свете, и дело, которым он занимался с пятнадцатилетнего возраста, когда написал свой первый репортаж, исключало наивность. Венсан Виго сразу взял быка за рога – мсье Леру нравился такой подход.

– Что вам нужно? – спросил он.

Виго чуть улыбнулся, но взгляд остался ледяным:

– Мне нужно знать имя русской корреспондентки, которая сообщила вам об интриге наследника и фрейлины.

«Так это русский акцент! – подумал Леру. – Интересно, его фамилия Волкофф или Медведефф?»

Русские Волков и Медведев были двумя знаменитыми бретерами, которые в прошлом месяце подстрелили друг друга на дуэли и скончались от ран прежде, чем им оказали медицинскую помощь. Леру сам делал об этом репортаж, недоумевая, зачем надо было ехать из России в Париж, чтобы там умереть. Разве не могли пристрелить друг друга дома?

– Мсье, наше правило – держать в секрете имена своих осведомителей, – важно изрек он.

– Это свидетельствует о вашей порядочности, – ответил русский Венсан Виго, который, вероятно, носил фамилию Медведефф или Волкофф. – Однако эта купчая свидетельствует о моих возможностях.

«Похоже, он еврей, уж очень напирает на эту купчую, – подумал Леру. – Наверное, в России тоже есть евреи. Хотя он слишком элегантен и голубоглаз».

– Однако вы не должны принимать меня за этакого Père Noél, – продолжил Виго. – Поверьте, я вполне могу оказаться таким же, как Chalande[18].

Леру вздохнул. Еще когда Клара Риветт, его старинная знакомая (они оба были родом из городка Мюро близ Парижа и знали друг друга с детства) принесла ему это загадочное письмо об интрижке русского принца с фрейлиной, он знал, что скандал неминуем. И вот теперь дело шло к нему.

Леру дал Кларе слово, что ее имя останется в тайне. Конечно, тираж того выпуска был небывалый, и даже самые известные газеты, такие, как «Journal des Dèbats», «Assemblée Nationale» и «Gazette de France», ее перепечатали, но это была совсем не та сенсация, которая возносит газету на недосягаемые высоты и делает самой покупаемой.

– Могу я посмотреть купчую? – спросил Леру.

Виго достал бумагу. Все было оформлено честь по чести. Осталось поставить свою подпись. Въезжать в новое помещение можно было хоть завтра. И все же он не мог вот так сразу сдаться.

– Мне очень жаль, но вряд ли сведения, которые я вам могу предоставить, вас устроят, – произнес Леру. – Мой осведомитель не знает имени человека, приславшего ему письмо. Оно было анонимным.