Лора Бекитт - Агнесса. Том 2 Страница 49

Прислуга меж тем допрашивала Френсин. Девушка рассказала обо всем, что случилось при ней, но большего доложить не могла. Самое главное не было ей известно.

— Это какой-то знакомый миссис, — отвечала она. — Или… в общем, я не знаю.

— Он приехал сделать больно моей красавице, моей маленькой мисс, — лицо Рейчел омрачилось.

— Вы думаете, это…— Лизелла оглянулась на присутствующих, не решаясь высказать общую догадку.

Все молчали.

— Да, — сказала наконец Рейчел. — Я почти уверена в этом. Я видела лицо миссис. Так оно и есть!

За завтраком Агнессе кусок в горло не шел; одолевали тяжелые мысли, да еще Джессика как нарочно щебетала, словно птичка, не замечая, что взрослые молчат.

Наконец Агнесса не выдержала.

— Помолчи, Джесс, — строго произнесла она. — Посмотри: никто не говорит, одна ты болтаешь без умолку! Сейчас не время для разговоров.

Орвил, не поднимая головы, перелистывал какие-то бумаги, что крайне редко делал за столом, разве что когда очень спешил, да и то в подобных случаях он обычно завтракал отдельно. Но сегодня — Агнесса знала — он никуда не собирался уезжать.

Джессика принялась беспечно вертеть в руках серебряную ложечку, взмахивая ею, словно дирижерской палочкой.

Самым примерным был в это утро Рей. Остальные вели себя вроде бы как всегда, но в то же время необычно: Джерри полчаса назад раскапризничался и выплюнул кашу прямо на передник Френсин, миска Керби стояла нетронутой, и самого его не было в доме, служанок тоже было не отыскать.

Агнесса почувствовала себя очень неуютно в собственном доме, так, будто все, сговорившись, не слишком явно, но все же отвернулись от нее. Ее зеленые глаза вспыхнули, освещая за минуту до того растерянное лицо ярким пламенем гнева.

— Как ты ведешь себя! — сказала она, обращаясь к Джессике. — И почему ты такая лохматая?

— Я примеряла платье, — ответила девочка. — Волосы растрепались, я спешила к завтраку и не успела причесаться.

— Тогда выйди из-за стола и приведи себя в порядок! — непреклонным тоном заявила Агнесса.

— Мама, я доем хотя бы…— Джессика обиженно глядела на нее непонимающими, невинными глазами.

— Ты давно бы могла это сделать, а не играть за столом! И кстати, почему ты сидишь в новом платье? Кто тебе разрешил!

— Я захотела…— Джессика пожала плечами, всем своим видом давая понять, что на свете есть немало вещей, на которые она ни у кого разрешения спрашивать не обязана.

— Мало ли что захотела! — взорвалась Агнесса. — Ты должна делать то, что нужно, а не то, чего хочется. Почему ты ешь пирожное на завтрак?

— Рейчел мне принесла.

— Что она себе позволяет! Я твоя мать, а не Рейчел! Посмотри на Рея — он не требует шоколада и пирожных или еще чего-то особенного! Ты что, лучше других? Сейчас же выйди из-за стола!

— Мама! — воскликнула девочка голосом, полным укоризны: никогда еще мать не кричала на нее и не пыталась наказать, вдобавок Джессика просто не понимала, в чем так уж сильно провинилась сейчас.

— Я кому сказала! — Агнесса хлопнула ладонью по столу, и Джессика, вздрогнув от неожиданности, пролила горячий шоколад прямо на красный бархат.

— Ой! — закричала она. — Новое платье!

— Что я говорила! Совсем разбаловалась без меня, негодная девчонка!

Джессика, вконец обидевшись, выскочила из-за стола и со слезами на глазах убежала.

Рей застыл с чашкой в руках, созерцая происходящее как невиданное чудо: мир переворачивался на глазах!

Орвил поднялся со своего места, отодвинул бумаги и чашку с недопитым кофе.

— Ребенок ни в чем не виноват, Агнесса, — заметил он. — Ни в том, что тебе кажется провинностью, ни уж тем более — в твоем плохом настроении.

И, ничего не добавив больше, покинул столовую.

Агнесса сидела в обществе Рея, потом, когда Рей удалился, осталась одна.

Единственное, чего ей хотелось сейчас, — забраться с головой под одеяло и уютно поплакать там, как в детстве, в пансионе. Лучше всего было бы, конечно, убежать в объятия матери, но ведь ребенком она не имела матери, к которой можно было прийти за утешением и советом. Она чувствовала себя маленькой девочкой, она даже видела себя, Агнессу Митчелл, худенькую зеленоглазую пансионерку с темно-каштановыми волосами, заплетенными в две косы. Тогда, много лет назад, она была куда более замкнутой, боязливой, робкой, чем теперь — ее собственные дети.

Агнесса решила, что пойдет к Джерри, самому младшему и менее всех остальных в этом— доме причастному к случившемуся в последние дни. Но сперва она найдет Джесс.

Джессика находилась в своей комнате; при появлении матери она, как показалось Агнессе, сжалась в ожидании продолжения бури.

— Мама, я переоделась…— пролепетала она, показывая на лежащее на полу перепачканное платье — подарок Орвила. — Я больше не буду есть пирожные на завтрак и пить шоколад…

В испуганных глазах дочери Агнесса прочитала продолжение: «Только не кричи на меня больше, не ругай меня! Пусть все будет как прежде!»

Агнесса тоже очень хотела этого.

— Джесси, доченька, иди ко мне! — позвала она, и тут же теплые, нежные руки обвились вокруг ее шеи. Агнесса закрыла лицо в пушистых волосах своей дочери. — Милая, прости меня! Я совсем не в себе сегодня!

— Ты заболела, мама? — спросила девочка, чуть отстранившись, чтобы видеть лицо матери.

Агнесса вздохнула.

— Да, что-то вроде того.

— Позови врача!

— Врач тут не поможет.

— А кто поможет? Я?

— Нет. Ни ты, ни папа. Никто. Только я сама. Но ты не волнуйся, дорогая. И не сердись на меня. Обещаешь?

— Я не сердилась, мама!

Джессика улыбнулась. Она всегда очень быстро оправлялась от огорчений; может быть, потому, что настоящих в ее жизни еще не было.

— А теперь, Джесс, обними меня крепко-крепко, хорошо?

Джессика засмеялась.

— Так?!

— Да. И обещай, что всегда будешь верить своей маме, всегда помнить, что я больше всех тебя люблю, больше, чем папа, больше, чем Рейчел, потому что на самом деле ты только моя!

Девочка кивала, не совсем понимая мать, но довольная тем, что жизнь вошла в прежнее русло.

— Я пойду, ладно? — сказала она потом. — Рейчел сказала, что Керби сегодня не ел. Я найду его.

— Подожди, дорогая, не убегай. Я сама разыщу Керби, а ты… С тобой хочет познакомиться один человек.

Джессика инстинктивно почувствовала в словах матери что-то особенное, необычное. В доме бывали гости, но никто не хотел знакомиться лично с нею, и ни о ком мать не говорила с таким непонятно-странным выражением лица, словно очень боялась и одновременно страстно желала чего-то.

— А кто это? — спросила девочка.