Адриенна Бассо - Невеста шотландского воина Страница 5

Закончив молиться, Эван встал на ноги и подошел к воинам, стоящим посреди двора.

– Пусть четверо отправятся в деревню и позовут ее жителей в замок. Мне надо поговорить с ними.

Один из воинов по привычке, лучше любых слов говорившей о его намерениях, хитро и жестоко ухмыльнулся. Заметив его ухмылку, Эван нахмурился и со строгим видом прибавил:

– Никакого насилия. Браться за оружие лишь в случае необходимости. Никого не обижайте, помните – нам теперь жить вместе с ними.

Потянулись минуты томительного ожидания. Вскоре посланные воины пригнали в замок небольшую кучку дрожащих, напуганных до смерти людей, состоявшую целиком из стариков. женщин и детей. Одетое на них рванье язык никак не поворачивался назвать одеждой. Они столпились посреди двора, испуганно поглядывая по сторонам.

– Больше в деревне никто не живет? – спросил Эван одного из стариков.

– Да, здесь все, – ответил старик, выпрямляя свою согбенную спину. – Но скоро зима, и нас поубавится, а тех, кто переживет зиму, будет еще меньше.

Эвану было жалко старика, как и всех остальных жителей. Жизнь в горах была нелегка, а во время войны становилась вообще тяжелой, зачастую невыносимой. Эван пообещал самому себе, что сделает все от него зависящее, чтобы облегчить жизнь этих людей, их страдания, впрочем, он не очень обольщался, прекрасно понимая, как непросто бороться в мире со страданиями, несчастьями, да и со всяким злом вообще.

– Меня зовут сэр Эван Гилрой. Я новый владелец замка и земель Тайри. – Эван возвысил свой мощный голос, и тот, отразившись от стен замка, эхом прокатился по двору. – По повелению короля Роберта я и мои люди пришли сюда, чтобы отстроить замок и возродить его былое благосостояние. Те, кто пожелает здесь остаться, должны будут принести присягу в верности и послушании. Взамен я обещаю защищать их жизни и имущество. Клянусь, я сделаю все, что в моих силах, ради будущего процветания нашего края.

Вокруг воцарилось гнетущее гробовое молчание, от которого мурашки забегали по спине Эвана. Его стали одолевать сомнения, насколько правильно он поступил, дав местным жителям право самим выбирать – оставаться ли им здесь или уйти. Его неуверенность подтвердила выступившая вперед женщина, спросившая:

– А что будет, если мы пожелаем уйти отсюда?

– До заката солнца вы должны будете убраться с моей земли. Я разрешаю вам взять с собой все, что сможете унести.

– Вы не заставите нас силой служить вам? – В голосе женщины звучало явное сомнение. Она, как и все остальные жители, как будто ждала, что сейчас их всех начнут пинками принуждать дать клятву рабского послушания.

– Нет, – твердо ответил Эван, разумно рассудивший, что если бы была возможность куда-нибудь податься, то они давно ушли бы из этих гиблых мест. Его расчет был прост: добровольная присяга в верности была лучше, надежнее и прочнее клятвы, принесенной под угрозой насилия.

Согнанные в замок жители начали взволнованно перешептываться, и вдруг один за другим они стали то вставать, то падать на колени и склоняться до тех пор, пока на дворе не осталось никого, кто бы стоял по-прежнему на ногах. Радостное чувство победы, добытой не силой, без всякой крови, овладело Эваном.

– Прекрасно, – пробурчал за его спиной Алек. – Не хватало еще целой кучи голодных ртов, которых неизвестно чем кормить.

– Весной ты запоешь по-иному, когда понадобятся рабочие руки для того, чтобы вырастить урожай, – тихо отозвался Эван.

– Это в том случае, если и они, и мы доживем до весны, – усмехнулся скептик Алек.

– Сегодня вечером, – продолжал как ни в чем не бывало Эван, – мы устроим пиршество из той дичи, которую моим людям удалось подстрелить утром. А завтра начнем отстраивать замок и ваши дома, зима ведь не за горами.

Настроение толпы мгновенно изменилось. На мрачных, вытянутых лицах появились сперва робкие, а затем все более веселые улыбки, даже послышались разрозненные одобрительные возгласы. Неплохое начало, отметил Эван, прекрасно понимавший, что одними пустыми обещаниями невозможно завоевать доверие новых подданных.

Двор замка вскоре ожил, заполненный веселыми и шумными звуками. Повозки разгружались, разбивались палатки, распределялись спальные места на ночь. В середине круговорота, суеты и гама стоял довольный Эван: ему удалось вдохнуть жизнь в мертвые стены своего замка, а то ли еще произойдет в недалеком будущем. Вдруг он заметил направлявшуюся к нему мать, явно чем-то недовольную, которую сопровождала служанка с вечно вытянутым и унылым лицом, обе женщины резко выделялись на фоне всеобщей радости.

– Я не поверила своим ушам, когда мне передали твое приказание разбить лагерь на ночлег в этой разрушенной дыре, по ошибке названной замком! – Леди Мойра Гилрой кипела от возмущения и недовольства. – Неужели ты в самом деле собираешься здесь ночевать?

– А что в этом такого? По дороге сюда мы спали в открытом поле, в тех же самых палатках.

– Что в этом такого? Ты что, Эван, издеваешься надо мной?!

– И не думал! Я полон решимости остаться и жить здесь.

– Сын мой, ты полон глупости и наивности. Какой щедрый подарок сделал тебе король Роберт, пожаловав тебе сгоревшие развалины! Очнись! Это просто позор!

– Ладно, когда в следующий раз я буду беседовать с королем, я поделюсь с ним твоим мнением о его подарке. Боюсь только, что это будет не скоро.

– Это не замок, а сарай, – сморщилась Мойра. – Раз тебе так хочется остаться здесь, то почему бы не переночевать в тех более или менее уцелевших домиках, которые стоят на расстоянии выстрела из лука от стен этого сарая.

– Не хочу выгонять местных жителей из их домов.

– Но ты же здесь полновластный хозяин и господин. – Мать схватила Эвана за руку. – Ты должен внушить к себе почтение, причем сразу. Не будут бояться – не будут повиноваться.

Эван ласково похлопал мать по руке. Жизнь жестоко обошлась с Мойрой Гилрой. Хоть она была из довольно знатного рода, ее девическим мечтам о счастливой семейной жизни не суждено было осуществиться. Ей не суждено было выйти замуж. Обманутая отцом ее незаконнорожденного ребенка, изгнанная своими родными и близкими, она с крошечным Эваном на руках оказалась выброшенной на улицу. Для того чтобы выжить и спасти сына, ей пришлось хлебнуть столько горя, сколько с лихвой хватило бы на долю нескольких человек. Эван никогда не забывал об этом.

– Поверь мне, мама, я знаю, что делаю.

В ответ он услышал полное недоверия и сомнения фырканье. Приняв самоуверенный вид, Эван опять бросился отдавать указания, хотя в глубине души не испытывал и половины уверенности в успехе, которую так искусно и так картинно выказывал перед всеми.