Мари Клармон - Любви навстречу Страница 5

Нет-нет, боже упаси! Такой участи не то что себе – врагу не пожелаешь!

Между тем девицы сделали по затяжке и заулыбались, ожидая, что Эдвард последует их примеру. Но он отрицательно покачал головой и отступил на шаг, отворачиваясь от струек дыма, плывших по комнате и извивавшихся в отвратительно бесовской пляске.

– Ваша светлость… – Блондинка кокетливо надула пухлые губы. – Неужели вы собираетесь покинуть нас?

– Мы этого не вынесем, – жеманно проворковала брюнетка.

Эдвард почувствовал, что больше не в силах находиться здесь ни минуты. Не в силах вдыхать тошнотворный дым опиума. Не в силах слушать фальшивые речи. Не в силах притворяться спокойным и безмятежным.

Хотя, если вдуматься, вся его жизнь – сплошное притворство. Театр одного актера. Спектакль для всякого, кто, глядя на него, думает о его отце. То есть для всех – включая его самого. Глядя на себя в зеркало, Эдвард вспоминал отца, поэтому терпеть не мог зеркала.

– Милые дамы… – Он прикоснулся губами к щеке блондинки, затем поцеловал руку брюнетки. – Дамы, вы очаровательны, но я устал. Мне остается только пожелать вам всяческого благополучия.

В его словах не было притворства. Он искренне желал им добра, надеясь, что однажды они найдут достойных покровителей и покинут публичный дом. Конечно, вряд ли такое случится, но ему очень хотелось, чтобы им улыбнулась удача.

– Мы всегда рады исполнить любое пожелание вашей светлости, – сказала блондинка и с игривой улыбкой добавила: – Надеюсь, вы скоро навестите нас, чтобы убедиться в этом.

Эдвард вежливо поклонился, вышел из гостиной и зашагал по увешанному зеркалами коридору, опустив глаза – чтобы случайно не столкнуться со своим отражением. Он шел очень быстро, почти бежал. Ему смертельно наскучил Лондон, наскучил бессмысленный калейдоскоп пустых развлечений, наскучили кутежи, карты и женщины. Все приелось и казалось невыносимо однообразным и пресным. Может, то же самое чувствовал и отец? Может быть, именно жажда новизны подтолкнула его к краю пропасти?

Чтобы успокоиться и разобраться в себе, Эдварду следовало выговориться, излить душу благожелательному собеседнику, точнее – собеседнице, поскольку имелась в виду блистательная мадам Ивонн. Конечно, лучше всего было бы побеседовать с ней в постели, но мадам перестала лично обслуживать клиентов задолго до знакомства с Эдвардом.

Впрочем, его это не очень расстраивало. Куда больше женских прелестей ценил он ее цепкий проницательный ум, трезвость суждений, а также отзывчивость и человеческую порядочность – редкие качества для хозяйки борделя.

На правах постоянного посетителя и особо важной персоны Эдвард без стука открыл резную двустворчатую дверь и вошел в будуар. Здесь царили мир и покой. В канделябрах мягко мерцали зажженные свечи, а на просторной кровати живописно поблескивали красные и белые шелковые подушки.

Неожиданно в тишине раздался плеск воды. Эдвард повернулся и увидел картину, от которой не смог бы оторваться даже праведник.

У камина, в янтарном круге света, принимала ванну прелестная юная нимфа. И все в ней было удивительно: короткие темные волосы, белая кожа, узкое лицо с безупречными чертами, тонкая длинная шея и изящные плечи, маленькая, но удивительно красивая грудь и острые, как у подростка, колени.

Однако самое удивительное заключалось в том, что от этой хрупкой фигурки исходила некая сила, магию которой Эдварду очень хотелось бы разгадать. В конце концов, надо же было чем-то заняться в ожидании Ивонн…

– Добрый вечер, дорогая, – негромко произнес он.

Девушка вздрогнула, пронзила его настороженным взглядом и стиснула пальцами края ванной.

– Я вам не дорогая.

Эдвард слегка опешил от такого ответа. Где это видано, чтобы в шикарном доме свиданий девица грубила мужчине? Вероятно, она тут совсем недавно, и мадам успела отмыть ее, но еще не успела как следует выдрессировать.

Но, с другой стороны, она говорила резко, отрывисто, но очень правильно. То есть явно происходила не из какого-нибудь провинциального захолустья и не из трущоб лондонского Ист-Энда.

И она смотрела на него своими огромными фиалковыми глазами, в которых отражался страх. Да-да, в ее прекрасных глазах был животный страх и вызов.

Эдвард не помнил, когда ему случалось пребывать в такой растерянности. Оно и понятно – не каждый день входишь в комнату и видишь голую, насмерть перепуганную и чрезвычайно враждебную дикарку.

– Уходите, – процедила она, едва разомкнув бледные губы.

– Как вам будет угодно, – сказал Эдвард. И вдруг обнаружил, что не может пошевелиться.

Эта девушка словно околдовала его. Впервые за долгие годы, глядя на женщину, он испытывал живой и неподдельный интерес без примеси плотского желания.

– Уходите! – повторила она и резким движением поднялась на ноги. Очевидно, он был не первый мужчина, видевший ее обнаженной. Она даже не пыталась прикрыть наготу или отвернуться. Только опустила глаза и замерла как натянутая струна, звенящая от яростного напряжения.

Эдвард не имел привычки навязывать свое общество кому бы то ни было, тем более беззащитной женщине. Он понимал, что должен немедленно удалиться. Понимал – и продолжал стоять как вкопанный. Он твердо решил, что не уйдет, пока не узнает, кто она и откуда. Ему надо было это знать – не просто надо, а необходимо.

И еще ему хотелось бы знать, что за мерзавец довел бедняжку до такого состояния. Черт побери, ее явно морили голодом! И не только. На истощенном теле повсюду расплывались синяки, видимо – следы побоев. При мысли о такой жестокости Эдвард на секунду зажмурился, чтобы унять вспышку охватившего его гнева.

Между тем худосочная нимфа проворно выбралась из ванны и устремилась к камину. Она попыталась схватить кочергу, но поскользнулась на мраморном полу и потеряла равновесие. Сорвавшись с места, Эдвард поймал ее – и очень вовремя. Еще немного, и она ударилась бы виском о каминную решетку. И тогда, скорее всего, погибла бы.

Он осторожно обнял девушку и не торопился выпускать, чтобы дать ей время отдышаться. А она прижала ладони к груди, защищаясь от соприкосновения с ним. Ее плечи поникли, а фиалковые глаза потемнели от безысходного отчаяния.

– Вы собираетесь мучить меня? – прошептала она, глядя на него, словно раненая лань на охотника.

Эдвард чувствовал, как билось ее сердце, и видел, как пульсировала голубая жилка на ее тонкой шее. У него перехватило дыхание от волнения, жалости и… робкой надежды. Может, она послана ему самим провидением? А может, ему удастся помочь ей? Может, с ее появлением его жизнь наконец-то обретет смысл?

– Нет, – прошептал он, не узнавая собственного голоса, – я не буду вас мучить. Никто не будет. Никто и никогда.