Майя Родейл - Сладкое поражение Страница 5

Когда она вошла в комнату, лорд Инвалид, раскинувшись, лежал на кровати, а на его губах играла улыбка. И у него еще хватает нахальства демонстрировать свое довольство! Но он так красив! Часть его головы была прикрыта холщовой повязкой, но бинты ничуть не портили его. Можно было даже представить, что его ранили, когда он благородно спасал молодую девушку, попавшую в беду, или вытаскивал детей из огня, охватившего сиротский приют. Но все это наверняка весьма далеко от истины. Ведь на самом деле Анджела не знала, что с ним приключилось.

Глаза у него были темно-карие, слегка затененные черными ресницами. Эти глаза обещали искушение и быструю погибель. Она раньше уже заглядывала в них и сразу же почувствовала укол страха. Соблазн.

Овал лица, ровные скулы, покрытые темной щетиной, — все говорило о его благородном происхождении. И сломанный нос, как ни странно, вовсе не портил его лица, а делал его, может быть, немного грубоватым. Казалось, только в этом случае изъян мог сделать образ более совершенным.

Слава Богу, его рубашка была застегнута и прикрывала грудь, которая, несмотря на синяки на переломанных ребрах, была весьма притягательной, даже соблазнительной. И она, его сиделка, должна была прикасаться к этой груди. Ей не следовало смотреть на нее, а лишь касаться руками. Но она не могла не смотреть. Ей нравилось то, что она видела.

— Это за ваши извинения, — сказала она. Услышав ее голос, он открыл глаза.

— Я не извинялся, — ответил он озадаченно. — Думаю, вам следовало бы это сделать.

Анджела понимала, что у него, должно быть, все болит. Конечно, он даже несколько растерян и уж точно никак не готов к жизни в монастыре. Но если он хотя бы наполовину такой, каким его считают, то Анджела должна, да просто обязана, показать этому бретеру, что к ней нельзя относиться несерьезно. И она собиралась ясно дать ему понять, что это он находится в ее власти, а не наоборот.

— Я мужчина и не должен извиняться. Что это у вас там?

— Яичница из трех яиц, свежеиспеченный хлеб, ветчина и сыр. Вода и чай.

— Хорошо, я искренне извиняюсь. Правда, не знаю за что, но смиренно прошу у вас прощения, — сказал он, положив для пущей важности руку на сердце и с мольбой глядя на нее. Анджеле не без труда удалось сдержать улыбку. Она не станет поощрять его.

— Вы извиняетесь за то, что у вас несносный характер, и зато, что вынуждаете меня заниматься исключительно вами, хотя у меня много других дел.

— Мне действительно жаль. Все это из-за ужасной боли и мучительной скуки.

Предприняв попытку сесть в кровати, лорд Инвалид поморщился.

— Мучительная скука? Вы очнулись чуть более двух часов назад после трех дней беспамятства, — подчеркнуто строго сказала она.

— Теперь я, надеюсь, уже могу взять поднос? — Когда она не пошевелилась, он прибегнул к последнему средству: — Дайте, пожалуйста.

— Раз уж вы сказали «пожалуйста». — Анджела поставила поднос ему на колени.

— Знаете, а ведь я, должно быть, впервые в жизни сказал «пожалуйста», — заметил он, беря в руки нож.

— Мне придется дать вам за это награду, — сухо ответила Анджела.

— Никому не говорите. Это изменит мою репутацию. На секунду он показался ей совершенно серьезным, но затем она уловила намек на хитрую улыбку и поняла, что он шутит. Значит, он не просто законченный негодяй, а с чувством юмора. Это еще опаснее. Она должна уйти, причем немедленно.

— Я думаю, тут уже трудно что-то изменить, — ответила Анджела. И вопреки голосу разума подвинула стул и села. Дело в том, что он единственный, новый человек, с которым можно поговорить. У нее шесть лет не было такой возможности.

— Это восхитительно, — сказал он. — Ваша кухарка все-таки может готовить прилично.

— Да, может.

— Так чем же вы провинились, что вам поручили ухаживать за мной? — спросил Филипп после недолгой паузы, во время которой он уничтожил половину своего довольно обильного завтрака.

— А почему вы считаете, что это наказание для меня? — ответила она уклончиво.

— Видите ли, Анджела, — снисходительно произнес он, кладя вилку и глядя на девушку губительным взглядом, — я не так глуп, как обо мне говорят.

— А слухи о вашей порочности тоже преувеличены? — спросила Анджела.

Эти слова вылетели у нее изо рта сами собой.

— Возможно, — ответил Филипп, пожав плечами, и это движение снова заставило его поморщиться от боли. — Но можете не беспокоиться, ведь сейчас я почти прикован к постели.

— Вам не стоило этого говорить, у меня может появиться желание сохранить для вас такое положение.

— А я не стал бы возражать. Меня нигде не ждут, идти мне некуда.

— Разве вас после отъезда за границу вывели из состава клуба? — поддразнила его она.

— Надеюсь, нет. Это было бы страшнее смерти. Хотя жизнь здесь не многим лучше.

— Здесь хорошо, — возразила она. — Тихо, спокойно, и я здесь счастлива.

Лорд Инвалид бросил на нее взгляд, в котором читалось сомнение.

Да, конечно, здесь тихо и спокойно. И она была здесь почти счастлива. Но в последнее время это бесконечное спокойствие стало ее тяготить. Однако гостю вовсе ни к чему было знать об этом.

— Вы закончили? — вдруг резко спросила Анджела. Она поймала себя на мысли, что ей приятно находиться в его обществе, а это было уже слишком. Одно дело — уставать от однообразия, тишины и спокойствия и совсем другое — поддаться чему-то такому, что может захватить и увлечь.

А этот человек не только внешне привлекателен, он ведь еще умен и остроумен, а это в корне меняет дело. В такой ситуации кроется реальная опасность, а Анджеле дорого обошелся урок, который она, к счастью, хорошо усвоила: лучше вообще избежать соблазна, чем пытаться противостоять ему.

— Да, спасибо, — сказал он, жестом давая понять, что поднос можно забрать. — Вы будете мне делать перевязку? — спросил он, надеясь услышать утвердительный ответ.

— Не сейчас.

— А как насчет одеяла? Пожалуйста.

— Если вы будете так часто говорить «пожалуйста», то не заметите, как это войдет в привычку. И что же тогда подумают ваши друзья? — сказала Анджела и вышла из комнаты. В коридоре она встретила Пенелопу.

— Ну, как он? — спросила она. — По-прежнему капризен?

— Да. Но теперь ему нужны одеяла. Потом он, наверное, попросит свечи и сигары, — сказала Анджела.

— А мне он показался обаятельным, — сказала Пенелопа, и в ее взгляде скользнуло разочарование.

— Красивые мужчины не развивают такие качества, как обаяние, потому что они в них не нуждаются, — ответила Анджела.

— Если даже при отсутствии обаяния в него влюблялось так много женщин, значит, наш лорд Инвалид необычайно красив, — задумчиво произнесла Пенелопа. Все девятнадцать лет своей жизни она провела в монастыре, и у нее фактически не было опыта общения с мужчинами.