Анна О’Брайен - Меч и корона Страница 5

Людовик Капет медленно пошел ко мне. Людовик Молодой. Теперь, когда долгожданный миг настал, мои ладони увлажнились, и я с трудом подавила желание тут же вытереть их о шелковые юбки.

Принц снова замер, словно ожидая, что кто-нибудь его подбодрит.

Пока он был еще далеко, я разглядывала его и получила некоторое впечатление. Сердце у меня сжалось. С кем было мне сравнить его? Конечно, с теми немногими мужчинами, которых я помнила. С моим дедом. С отцом. С младшим братом отца Раймундом, нынешним князем Антиохийским. Эти мужчины были моим единственным мерилом, и я ожидала увидеть воителя, храброго рыцаря, который устремляется за своей наградой, властного повелителя, который одинаково свободно чувствует себя и в зале совета, и на ристалище, и на поле брани. У наследника французского престола я уж, по крайней мере, ожидала увидеть полную уверенность в себе. Когда в покои входили мужчины моей семьи, все вокруг тотчас ощущали их властность и силу духа.

Давние тени прежних правителей Аквитании поблекли, а принц Людовик медленно двинулся вперед, подбадриваемый улыбкой архиепископа, который снова шел рядом с ним. Так вот тот мужчина, за кого мне предстоит выйти замуж. Он остановился, подойдя ко мне, поклонился с большим изяществом и улыбнулся. Как повелевали приличия, я встала и, придерживая длинный подол платья, сошла с возвышения, протянула руку в знак приветствия.

Людовик был высоким, не ниже меня, и уже за это я была благодарна небесам. Светлые волосы — длинные, ниспадающие волнами на плечи. Голубые глаза, напоминающие цветом летнее небо, смотрели прямо и открыто, почти по-детски. Черты лица тонкие, нос прямой, щеки немного впалые. Красивый, четко очерченный рот изогнулся в ласковой, обезоруживающей улыбке. Его щеки и подбородок знали бритву, а кожа была гладкой, нежной. Несомненно, привлекательный мужчина — с этим согласилась бы каждая женщина.

Будет ли он так же привлекателен и на ложе?

Эта мысль, скользнувшая легко и незаметно, как скользят меж пальцев зернышки четок во время мессы, не вызвала у меня удивления. В конце концов, в чем смысл этого брачного союза, если не в том, чтобы рождением ребенка надежно обеспечить будущее моих владений? Приятно ли будет с ним на ложе? Мне показалось, что да. Фигура у него изящная, а плечи широкие. Руки — тонкие, красивые. Я не стану возражать против близости с таким мужчиной.

— Приветствую вас, моя госпожа.

Голос звучал мягко, ласкал слух. Людовик еще раз поклонился с изысканной учтивостью.

— Добро пожаловать, господин мой, — ответила я ему на том же латинском языке, принятом при дворе в качестве официального языка дипломатии.

Он склонил голову и прижался губами к моим пальцам, а я тем временем рассмотрела его наряд и немного удивилась. Он был из тонкой шерсти, лучшего качества, какое я только видела, восхитительного красного цвета, которого сама я не ношу, но очень хотела бы. Рыжеволосая женщина, если у нее есть хоть капля здравого смысла, не станет надевать платья такого цвета. Однако его одежды были сшиты, я бы сказала, по давно устаревшей моде. Камзол доходил Людовику не до колен, а до самых щиколоток. Под камзолом — простая полотняная рубаха, выглядывавшая у ворота и из-за обшлагов. Ни одной ленты с плетением или вышивкой, только ворот слегка обшит, и то без всякого вкуса. Никаких драгоценностей он не носил. Пояс из кожи лучшей выделки, но тоже без украшений, как и сапоги. В целом одежда на нем была добротная, но никак не указывавшая на высокое положение.

На поясе не было меча. Герцоги Аквитанские никогда не снимали меч, разве что в опочивальне. Да и там — только по настоянию дам, деливших с ними ложе.

Как же мог наследник французского престола не носить меч, главный символ власти?

Я слегка поджала губы, не переставая улыбаться — нельзя же придираться ко всему. Итак, он не склонен к хвастовству, не любит выставлять себя напоказ. Ну, как мужчину это его ничуть не унижало. Да и возможно, что французский принц не видел смысла подчеркивать свое положение, вооружаясь мечом и кинжалом в день встречи с нареченной невестой. Но вот лицо и руки у него были бледными, не обветренными и не загорелыми. На руке, державшей мои пальцы, не было мозолей ни от меча, ни от щита, ни даже от конских поводьев. Воином, бойцом он точно не был. Ни единая черта не указывала на то, что он водил войска под солнцем и дождями.

Видно было и то, что он никак не может найти, что сказать мне. Последовало короткое неловкое молчание. А потом я его нарушила:

— Я с нетерпением ждала этой минуты, минуты нашей первой встречи, господин мой.

Людовик зарделся, и его белая кожа стала походить на раннюю розу. Я видела, как судорожно сжалось от волнения его горло.

— Госпожа! Я наслышан о вашей красоте. Молва не обманула меня. Ваши глаза прекрасны и удивительны, как… как изумруды.

Румянец на щеках стал гуще. В его глазах я увидела свое отражение и поняла, что он влюбился в меня. Но не по этой же причине меня окатила волна приятного удивления, такая, что даже волоски на затылке зашевелились! Ой…

Он произнес свои комплименты не на латыни!

Какое внимание проявил ко мне этот человек, а я поначалу даже не сообразила! Ему ведь стоило немалого труда выучить хотя бы несколько слов на моем родном языке, нашем южном langue d’oc[13], официальном языке Аквитании, тогда как у себя во франкском королевстве Людовик привык говорить на langue d’oeil[14].

— Вы оказываете мне честь, — пробормотала я, не в силах скрыть сильного удивления.

— Я очень старался. Путешествуя сюда, заучивал фразы, — признался он, мягко рассмеявшись. — Но говорить я пока могу не много. Может быть, мы лучше вернемся к латыни? Да укрепит Господь Бог ваше здоровье, госпожа моя!

И мы плавно перешли снова на латынь, потому что иного выхода не было, но сам жест я оценила.

Людовик снова поцеловал мои пальцы, потом поцеловал в обе щеки, обдав целым облаком отличных духов. Его губы нежно прикасались к моей коже. Значит, он перед тем, как явиться ко мне, вымылся и надушился. Мне стало еще приятнее.

— Прошу прощения за то, что не приехал раньше. Я велел отслужить обедню, — объяснил Людовик. — Надо было возблагодарить Бога за то, что я добрался сюда живым и невредимым.

— Вы, несомненно, находитесь под надежной охраной, — заметила я, бросив взгляд в сторону его телохранителей.

— На этом настоял мой отец вместе с аббатом Сюжером[15] — главным советником отца, который сопровождает меня по его повелению. Им приходится заботиться о моей безопасности в неспокойных краях.