Хейвуд Смит - Любовник ее высочества Страница 5

Может быть, это и к лучшему. Филипп слишком отвлекал ее от единственно важной задачи, на которой необходимо сосредоточить все внимание. Их связь была ошибкой. Любовники должны служить только для развлечения. Она слишком умна, чтобы не знать истинную цену нежных взглядов и лживых признаний мужчин, с которыми делила ложе. Такие встречи лишь ненадолго успокаивали ее страстную натуру. Даже Филипп не смог утолить тоску и опустошенность ее души.

Только такой мужчина, которым со временем станет король Людовик XIV, один способен изгнать бесплодную пустоту, осуществить тайную мечту, мечту, которая все изменит.

Луиза вздохнула, сейчас нельзя расслабляться. Надо привести себя в порядок, подготовиться к великому дню. В сентябре королю Людовику XIV исполнится четырнадцать лет. Коронация состоится через месяц. К этому дню она должна быть готова.

Решив доставить себе хотя бы маленькую радость, Луиза подошла к огромному резному сундуку, отперла его, открыла крышку и благоговейно приподняла угол великолепной мантии, хранящейся внутри. Луиза приложила к щеке холодную полосу меха горностая, окаймляющую мантию, и зарылась лицом в мягкий пурпурный бархат.

Мантию шили лучшие мастерицы целых три года. Украшенная драгоценными камнями и жемчугом, она была такой длинной и тяжелой, что понадобится не меньше двадцати человек, чтобы придерживать ее, когда Луиза будет шествовать по узкому проходу Нотр-Дам. Она считала, что справедливо украсить себя такой мантией во имя короны, которая будет на нее надета, когда настанет этот великий день.

Луиза живо представила себя, стоящую подле короля Людовика XIV перед алтарем в Нотр-Дам. Она должна выйти замуж за него, и тогда Францией будут править истинные короли, чистокровные Бурбоны. Вместе с ней юный король вернет Франции то величие, которое было при Генрихе IV. Разве так уж важно, что она на одиннадцать лет старше? Разница в возрасте может даже оказаться выгодной для короля, почти ребенка. Луиза со своим опытом будет осторожно руководить им, помогая ему управлять их страной, отчаянно нуждающейся в твердой руке.

Она, только она одна может стать ему совершенной супругой: возлюбленной, служанкой, советчицей и другом. И тогда наконец сердце Франции освободится от цепких когтей королевы-матери, испанки.

Луиза с любовью разглядывала герб Бурбонов, вышитый на мантии.

Скоро.

Все шло по плану. Еще до смерти старого короля в стране вспыхивали волнения, вызванные непомерными налогами и бедностью народа. Когда овдовевшая королева Анна стала регентшей своего сына, Луизе стало легче разжигать политические страсти. Луиза улыбнулась, думая, как старательно, сама того не подозревая, королева-мать последние несколько лет сеяла семена собственной гибели. Ни один уважающий себя француз не мог спокойно слышать имя ее любовника Мазарини – итальянца и ставленника Ватикана, – который правил страной вместо нее. Этот политический промах породил Фронду, и Луиза была счастлива поддерживать деньгами восстание дворянства.

У нее есть собственные войска, которыми вот уже почти четыре года руководит ее кузен, мятежный принц Конде. Благодаря огромному наследству состояние Луизы было значительно большим, чем состояние королевы. Казна той была почти пуста, тогда как богатство Луизы оставалось почти нетронутым. День ото дня силы Луизы росли, и теперь это были не только войска Фронды, но и люди Парижа и Орлеана. Если все пойдет по плану, она вскоре соберет достаточно сил. Тогда она пойдет к королеве и предложит успокоить мятежников в обмен на брак с Людовиком. Королева вынуждена будет согласиться. И тогда Луиза, а не эта испанская ведьма, станет истинной королевой.

Она спрятала разгоревшееся лицо в меховую опушку королевской мантии. Королева Луиза и король Людовик. У них даже одинаковые имена. Совершенно одинаковые.

Не совсем уж одинаковые, пробурчал внутренний голос, но Луиза не желала его слушать. Вопрос с наследником можно будет решить позже. Когда они поженятся, королю будет только четырнадцать – возраст достаточный, чтобы вступить в брак, но недостаточный, чтобы иметь детей. Ничего, всему свое время.

4

Звяканье колец гардин отдавалось в ушах Филиппа как звон скрещивающихся сабель. Он застонал и спрятал гудящую голову под подушку, укрываясь от солнечного света, пробивающегося сквозь веки.

Где, черт возьми, Жак? Уж он-то знал, как облегчить пробуждение Филиппа, не то что Сюзанна, которая громыхала по спальне громче, чем телега лудильщика по булыжнику. Даже подушка не спасала от этого адского шума.

Он взревел:

– Бога ради, женщина, потише!

Запах перегара, который задерживала накрахмаленная наволочка, был таким мерзким, что Филипп, невзирая на шум и свет, отбросил подушку.

Он еле дышал в попытках справиться с тошнотой. Похоже, слугам нет дела, до чего худо их хозяину. Что делать, они раньше не были слугами. Жак, до того как Филипп выкупил его из темницы четыре года назад, был обычным крестьянином.

По правде говоря, Филиппу некого было винить, кроме себя, за удручающее отсутствие дисциплины в его скромном домашнем хозяйстве. Каждый день, приходя домой из дворца или гарнизона, самое последнее, чего бы он захотел, – это отдавать приказы или пороть прислугу, чтобы штат был в должном повиновении.

Штат. Вот уж неподходящее слово. У него были только Жак и Сюзанна, и оба имели весьма смутные представления об обязанностях прислуги. Хотя эта семейная пара никогда не проявляла откровенной непочтительности, они вели себя с ним скорее как с избалованным сыном, чем как с хозяином.

Все еще борясь с тошнотой, Филипп сполз с подушек. Движение оживило утихшую было головную боль.

Сюзанна подошла поближе, пристально взглянула на него и, достав из-под кровати пустой ночной горшок, поставила его перед ним на одеяло.

– Похоже, ваша милость, он вам понадобится. Вы просто позеленели. Извините, что я раскричалась. Это Жак виноват. Я не удивлюсь, если вы отправите его на виселицу, а меня обратно в хижину.

– Тихо, женщина! – Жак подтолкнул ее к двери. – Ты же знаешь, что хозяин не отошлет меня. Его милость приобрел мою вечную преданность, выкупив меня из тюрьмы, и завоевал мою любовь, прислав тебя сюда, чтобы мы были вместе. Он знает, что во всей Франции ему не найти таких верных слуг.

Слабая улыбка озарила лицо Филиппа.

– Славная речь, Жак. Теперь уйди наконец, а то моя голова расколется пополам, и этим все кончится.

Как обычно, слуга был неустрашим.

– Нет, ваша милость, нет. Вы всегда так говорите, а потом выходите и заливаете горе вином себе во вред. Правда, последний раз ваша милость были в таком состоянии больше семи месяцев назад. Съешьте булочку и выпейте коньяку. А потом я сделаю что смогу, чтобы привести вашу милость в приличный вид.