Елена Хаецкая - Византийская принцесса Страница 51

Абдалла опустил глаза:

— Аллах велик!

— Не стану сейчас спорить с тобой о вере, — молвил Тирант. — Впрочем, знай, что христианам я доверяю больше, чем вам, туркам. Поэтому я также хочу, чтобы те рыцари-христиане, которые сражались на вашей стороне за плату, явились на этот луг. Но пусть христиане придут после вас и принесут свое оружие сами, каждый — свое.

— Ты не боишься, что эти предатели-христиане нападут на тебя? — спросил Абдалла Соломон с разочарованным видом.

Тирант нахмурился:

— Довольно болтовни. Ступай же!

И Абдалла ушел, смущенный.

Оружие привезли на телегах, а верховых лошадей пригнали, связанных между собой по десятку. Тирант сидел на коне и смотрел, как перед ним на лугу вырастает целая гора доспехов, мечей, копий и арбалетов. Диафеб весело улыбался, наблюдая за этой чудесной картиной.

А Ипполит вдруг спросил:

— Есть одна вещь, севастократор, которую я не могу понять.

Тирант чуть повернулся к нему и посмотрел на юношу со слабой улыбкой:

— Спрашивай о чем хочешь.

— Вы приказали туркам, чтобы те привезли оружие, но не являлись все разом, а поручили это дело десятку воинов.

— Это разумно, — вмешался Диафеб, — потому что, если бы разом всем туркам был открыт доступ в наш лагерь, они получили бы возможность напасть на нас прямо здесь.

— Да, — согласился Ипполит, — но я не понимаю другого: почему такой же приказ не был отдан и для генуэзцев и других христиан, которые за деньги бились на стороне турок.

— Они привезут свое оружие сами, — был ответ. — Я сделал это из уважения к их истинной вере.

И когда турки бросили свое оружие и ушли, Тирант даже не пошевелился, чтобы задержать их. Севастократор перестал улыбаться и сделался очень мрачным.

Вскоре показались наемники. Они хотели бы бросить своих нанимателей и сбежать, но турки сами воспрепятствовали такому предательству, потому что опасались, как бы Тирант не передумал и не истребил их всех до последнего человека.

Поэтому генуэзцы и ломбардцы предстали перед Тирантом и, не глядя на своих собратьев-христиан, начали разоружаться.

Затем им передали приказ выстроиться, и, когда это было исполнено, Тирант тронул коня и медленно подъехал к ним. Он не смотрел на этих людей, просто двигался вдоль строя. Лицо севастократора было очень печальным, как будто ему только что сказали о том, что любовь его погибла.

Добравшись до конца строя, Тирант развернул коня и закричал своим людям:

— Хватайте этих изменников и связывайте их, как скот, всех вместе за шею!

Генуэзцы и ломбардцы хотели было бежать, но их настигали, валили на землю и крутили им руки. А Тирант смотрел на все это не моргая, и глаза его становились все более светлыми, пока наконец не выцвели до мертвенной белизны.

Один из пленников, граф Бурженский, имевший густую черную бороду и багровый румянец на скулах, вырвался и подбежал к Тиранту.

— Ты лжец, севастократор! — закричал граф Бурженский. — Ты обещал отпустить всех пленников, когда они разоружатся!

Тирант молчал.

— Ты предатель! — кричал граф Бурженский.

Один из солдат схватил графа за волосы и приставил меч к его горлу, но Тирант сделал знак не причинять пленнику никакого вреда, и солдат опустил меч.

— Пусть он говорит все, что хочет высказать, — произнес Тирант Белый тихо и таким тоном, будто они с этим солдатом давние сердечные друзья. — Я не смею запрещать ему это.

— Ты на стороне турок, предатель! — яростно выплюнул граф Бурженский.

— Почему? — спросил Тирант, склоняясь к нему с седла.

— Потому что их ты отпустил, а нас связал! Ведь мы одной веры! Как ты мог так поступить с нами?

— Я отпустил турок, потому что они наши природные враги, и они были созданы нашими врагами, и в самой их натуре воевать против нас, — ответил Тирант. — Бессмысленно наказывать волка за то, что он желает съесть овцу, и, когда стадо находится под надежной защитой, нет нужды охотиться на волков, разве что для удовольствия. Но собаку, которая повадилась грызть овец, следует уничтожить, ибо изначальная природа в ней извратилась и она не подлежит исправлению. Вы — изменники, а это совсем не то же самое, что природные враги.

Тирант помолчал немного, прислушиваясь к своей душе и пытаясь определить, достаточно ли глубоко погребено на ее дне желание отомстить за несправедливое оскорбление. Наконец он решил, что сумеет держать себя в руках и не отдаст приказа, который так и плясал на кончике его языка.

— Вы будете доставлены в Константинополь и предстанете перед императором. Он решит вашу участь, и, если он решит продать вас в рабство на рынках Магриба, вам придется принять это.

И он приказал отвести пленников в особый шатер, накормить и стеречь хорошенько.

Вечером того дня Диафеб подошел к своему кузену и тихо спросил его:

— Сколько у нас осталось продовольствия?

— Дня на полтора, — ответил Тирант. Он ежедневно производил расчеты, боясь ошибиться.

— После того как герцог Македонский озаботился оболгать нас, — начал Диафеб, — может случиться задержка с новыми поставками из столицы. Разбитой армии не нужен провиант.

Тирант ничего не ответил.

Диафеб продолжал:

— Может быть, стоило все-таки отпустить наемников? Содержать их слишком обременительно для нас.

Тирант молчал.

Диафеб сказал:

— Или, во всяком случае, не следует кормить их досыта.

— Нет, — ответил Тирант. — Я не хочу показывать им мою слабость. Незачем кому-либо знать об этом.

Пусть все думают, будто у меня в армии всего вдосталь, а сам я никогда не испытываю ни в чем недостатка, и менее всего — в собственной храбрости.

— Вот уж в чем никто не усомнится, так это в вашей храбрости! — засмеялся Диафеб.

Но Тирант покачал головой, ничего, впрочем, на сей счет не объясняя.

— Что вы будете делать, если продовольствие закончится, а корабли из столицы так и не придут? — безжалостно просил Диафеб.

— Корабли придут, — сказал Тирант.

— А если нет?

— Я не должен допускать и тени сомнения в том, что корабли придут.

— Но вдруг наши воины начнут мародерствовать и грабить местных жителей? — не унимался Диафеб. — Как вы тогда поступите? Они приведут в свое оправдание муки голода.

Тирант посмотрел на кузена с удивлением.

— Разве вы осудите голодного за то, что он взял еду? — спросил Диафеб.

— Конечно, — ответил Тирант.

— И что вы с ним сделаете? Или вы опять построите виселицу, чтобы вздернуть на ней мертвецов?

— Мне придется наказать не мертвого, а живого, — Тирант вздрогнул. — Видит Бог, я этого не желаю!