Джо Беверли - Нежеланный брак Страница 52

— Уильям! — еле слышно выдохнула она его имя.

— Наверное, я сильно постарел за это время, — пожаловался он, не прекращая сладкую пытку. — Мысль о постели кажется чертовски привлекательной. Насколько я помню, когда-то было очень неудобно заниматься любовью на полу.

Герцогиня плохо представляла себе, как сможет подняться на второй этаж, если ноги у нее вдруг стали ватными и плохо слушаются. Но расставаться с мужем ей не хотелось ни на мгновение. Она боялась, что волшебство рассеется и очарование момента исчезнет безвозвратно. И все же она заставила себя отстраниться от его рук:

— Я буду готова через несколько минут.

— Я пойду с тобой. — Он снова обнял ее и жадно поцеловал в губы, затем отступил на шаг и крикнул: — Томас!

В комнате появился лакей.

— Скажи моему камердинеру и горничной герцогини, что мы сегодня в их услугах не нуждаемся.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил лакей, и глаза его округлились от удивления, когда он заметил в одежде хозяина и хозяйки некоторый беспорядок.

Лакей отправился выполнять поручение, а герцогиня рассмеялась, уткнувшись мужу в плечо:

— Что они о нас подумают?

— Кого это волнует? — Он взял ее груди в ладони и, приподняв вверх, по очереди поцеловал соски. — Я же говорил, что память быстро возвращается ко мне, — усмехнулся он. — Пойдем в постель, королева моего сердца.

Маркиз вернулся на Мальборо-сквер довольно рано. Он был на пирушке, устроенной в честь Кона и Дэра, на которой сам он прощался с холостяцкой жизнью.

Все прошло довольно мило, но под конец он устал от скабрезных шуток друзей и их советов по поводу того, как лучше осуществить свое супружеское право, когда до этого дойдет дело. Николас дважды пытался повернуть разговор в другое русло, когда тот принимал слишком уж грубый характер, но друзья упорно возвращались к этой фривольной теме.

Наконец Люсьену удалось улизнуть, и он решил пройтись пешком, чтобы проветриться и собраться с мыслями.

Сегодня вечером он вдруг вспомнил, что никогда не пытался уложить в постель женщину, если не испытывал к ней влечения. Влекло ли его к Элизабет Армитидж? Не особенно. Он восхищался ее умом и силой духа; когда она восторгалась чем-то, то становилась даже хорошенькой, но никогда не вызывала в нем страстных чувств, за исключением тех случаев, когда приводила его в ярость.

В тот единственный раз, когда он ее поцеловал, в нем возникло какое-то подобие желания, но он без сожаления его подавил. Сожаление вызывало лишь то, что он принудил ее к поцелую, которого она не хотела. А что, если она станет противиться ему в первую брачную ночь? Он сомневался, что сможет заставить ее ему отдаться.

Но даже если она уступит, где гарантия, что он возбудится? Если он не сможет осуществить свое супружеское право, это будет настоящий позор.

— Все уже легли, Томас? — спросил он лакея, входя в дом.

— Да, милорд. Герцог и герцогиня отправились спать совсем недавно, милорд.

Поднимаясь по лестнице, маркиз недоумевал, почему лакей счел нужным сообщить ему то, о чем его не спрашивали. И вдруг понял, что эта фраза была произнесена каким-то странным тоном. Маркиз остановился и оглянулся на молодого человека в ливрее и напудренном парике. Он должен был оставаться на посту всю ночь, не спать и быть готовым явиться на зов господ в любое время.

Он не догадывался о том, что молодой человек до сих пор находился под впечатлением от того, как герцог и герцогиня Белкрейвен поднимались по лестнице, смеясь и обнимая друг друга, а в их одежде царил недвусмысленный беспорядок. И это в их-то возрасте!

Маркиз решил заглянуть к матери, которая в это время обычно еще не спала. Он чувствовал себя одиноким и нуждался в поддержке. Однако у дверей апартаментов герцогини он остановился, услышав тихие голоса, и не осмелился постучать.

Горничная? Нет, это был мужской голос. Маркизу не особенно хотелось встречаться с герцогом. Он сделал пару шагов от двери и вдруг услышал слабый вскрик. Он быстро вернулся назад, но за дверью раздался приглушенный смех.

Маркиз в недоумении смотрел на массивную дверь красного дерева. Если бы он не знал свою мать, то мог бы предположить, что там происходит оргия.

Но с кем могла оказаться ночью его мать? Странная мысль пришла ему в голову: виной всему Элизабет Армитидж и ее сомнительная мораль, которую она насаждала в их доме.

Он быстрым шагом направился к апартаментам герцога. Постучав и не дождавшись ответа, он открыл дверь и вошел. Герцога не оказалось ни в одной из трех комнат. Постель была нетронута, ночная рубашка лежала поверх покрывала, приготовленная камердинером вода для вечернего умывания давно остыла.

Маркиз вернулся к спальне комнаты матери и нахально приложил ухо к двери. Звуки, раздававшиеся изнутри, были тихими, но вполне объяснимыми. Он улыбнулся. Слава Богу, что он ошибался все эти годы. Однажды, думая об этом, он пришел к выводу, что родители — он на мгновение задумался над тем, вправе ли употреблять это слово по отношению к ним, но решил, что оно вполне подходит — ждут его женитьбы, чтобы восстановить свои интимные отношения.

Вскоре он заснул крепким сном без сновидений, а герцог и герцогиня так до утра и не сомкнули глаз.

Весь следующий день — день бракосочетания — Бет казалась себе тряпичной куклой, с которой все обращались довольно бесцеремонно. Ей не полагалось видеть жениха до венчания, поэтому она не выходила из своих апартаментов. Ее раздражало, что на него, судя по всему, эти ограничения не распространялись и он волен был ходить куда ему вздумается. К концу дня она уже находилась на грани нервного срыва и боялась, что в самый ответственный момент упадет в обморок.

Герцогиня зашла утром ее проведать и была явно в приподнятом настроении, хотя выглядела усталой и все время зевала. Позже Бет нанесла визит одна из сестер маркиза, леди Гравистон. Леди Мария оказалась миниатюрной и очень хорошенькой женщиной, хотя и не красавицей. Похоже, она не возражала против выбора брата и потому непринужденно болтала о всякой всячине и долго рассказывала Бет о своих маленьких детях. Потом она поцеловала свою новую родственницу в щеку и заявила, что ей пора уходить, потому что Бет наверняка захочет отдохнуть, чтобы выглядеть наилучшим образом на церемонии бракосочетания.

Другая сестра маркиза, леди Джоанна Кутберт-Харби, заблаговременно прислала записку с извинениями, поскольку каждую минуту ожидала «довольно интересного события». Она была беременна в пятый раз. Это проявление женской плодовитости весьма угнетало Бет.

Наконец, и герцог удостоил ее своим посещением. Он так же, как и герцогиня, был в приподнятом настроении, вероятно, оттого, что его план подходил к логическому завершению. Он принес подарок от маркиза — великолепное алмазное украшение, гораздо более дорогое, чем те, от которых она недавно отказалась. Это была диадема с бриллиантовыми вкраплениями, которые переливались на свету всеми цветами радуги. Бет попыталась отказаться и от нее, но ей быстро объяснили, что она не должна пренебрегать столь ценным подарком. Бет смирилась, потому что предстоящий обряд требовал от нее очень большой концентрации сил и нельзя было размениваться по мелочам.