Мэдлин Хантер - Опасность в бриллиантах Страница 53

На каждой был начерчен аккуратный кружок, рядом пометки и указания, как добраться. На одной показано, как найти собственность возле Камберуорта, Миддлсекс.

На другой показан регион Манчестера и обведена кружком деревня под названием Фэлсуорт.

Каслфорд снова обругал себя: почему он не сообразил раньше? Хотя, конечно, он был пьян, когда Эдвардс отдавал ему эти карты. Чудо, что он вообще про них вспомнил.

Этот кружок указывал на местоположение еще одного унаследованного им клочка земли. Того, где жил еще один арендатор, в чьем благополучии Бексбридж был так заинтересован.

Дафна отправилась на север, чтобы навестить одну из любовниц Бексбриджа.

Глава 18

Дафна сделала еще глоток чая, грея ноги у камина. Рядом с ее ногами появились еще одни, обутые в тапочки. Маргарет медленно водила рукой вверх-вниз, расчесывая свои длинные рыжие волосы.

— Ну, теперь ты меньше беспокоишься, Дафна, съездив к миссис Форестер и убедившись, что в Эклсе все спокойно?

— Намного меньше. — Она соврала, но какой смысл рассказывать Маргарет, как тяжело у нее на сердце? О, поездка к Форестерам прошла замечательно, те два часа были чудесными, веселыми и полными ностальгии. И в соседней деревне действительно все было спокойно, за что она не уставала благодарить Бога.

Но теперь, пробыв здесь два дня, Дафна поняла, что имела в виду Маргарет, когда писала, что воздух пропитан гневом.

Гнев ощущался. Он имел запах и оставлял свою метку на лицах прохожих. И поведение он тоже изменял. Дорогая карета Саммерхейзов привлекала к себе столько злобных взглядов, что Дафне пришлось попросить кучера остановиться в гостинице в Фэлсуорте, и дальше она обходилась без экипажа. Сегодня, чтобы проехать несколько миль до Эклса, они с Маргарет воспользовались маленькой двуколкой Маргарет.

— Надеюсь, мы правильно поступили, не забрав их сюда, — пробормотала Дафна, имея в виду Форестеров.

— Мой дом расположен прямо на дороге, ведущей в Манчестер. Там они в большей безопасности, потому что в стороне от всех дорог, — заверила ее Маргарет. — Если бы в гостинице в Эклсе имелась свободная комната, я бы с удовольствием и тебя там оставила.

К сожалению, гостиница оказалась переполненной, поэтому завтра им снова придется туда поехать и убедиться, что все в порядке. Должно быть в порядке, твердо сказала себе Дафна. Впрочем, успокоиться это ей не помогло.

— Спасибо за чай, — поблагодарила Маргарет, положила щетку и взяла свою чашку. Дафна купила чаю по дороге сюда, не зная, что она здесь обнаружит. К счастью, выяснилось, что Маргарет устроена неплохо и вполне может позволить себе покупать чай.

Этот дом и вполовину не был таким большим, как в «Редких цветах», и земли тут было меньше. Насколько Дафна видела, Маргарет и бизнесом никаким не занималась.

— И еще спасибо за то, что подарила мне надежду насчет этого домика, — добавила Маргарет. — Когда Бексбридж умер, я не сомневалась, что унаследует все его сын и, конечно, вышвырнет меня отсюда. В крайнем случае, повысит арендную плату и перестанет выплачивать содержание. Впрочем, вполне возможно, что это еще произойдет, и не имеет значения, какой из родственников получит эту собственность. Вряд ли он разрешит мне остаться.

— Я не верю, что Каслфорд тебя обездолит. — Вообще-то она не имела права давать какие-либо заверения Маргарет. Она даже не знала точно, относится ли это владение к тому, что унаследовал Каслфорд. Но с учетом недавнего признания Маргарет, что живет она тут только благодаря филантропии Бексбриджа, в этом предположении имелся смысл. Должно быть, Бексбридж чувствовал, что Каслфорд поведет себя более сочувственно, чем Латам.

— Может быть, раз уж он герцог и такой богатый, он не будет тратить на меня силы и время, — сказала Маргарет. — Может, вообще забудет про такое небольшое наследство.

— Может, и так. — Дафна очень в этом сомневалась. Раньше или позже наступит вторник, в который Каслфорд этим займется. Возможно, стоит поговорить с ним про Маргарет и тех, других, живущих на двух оставшихся клочках земли? Возможно, ей не придется ничего объяснять, ведь он уже сказал, что принял решение насчет всех четверых.

Маргарет встала, подошла к окну и открыла его, впуская в комнату вечерний воздух. В середине августа вечерами уже становилось прохладно, так что Маргарет поежилась и плотнее закуталась в вязаную шаль.

— Так тихо, — пробормотала она. — Слишком тихо. Не следовало мне звать тебя сюда сейчас. Полагаю, это могло подождать.

— Я хотела приехать, повидаться с тобой и выяснить, не ошибалась ли я, подозревая, что у нас одинаковая история. Мне следовало догадаться, что твоя ко мне доброта не была случайной, но потребовались годы, чтобы я вообще задала себе этот вопрос. — Дафна помолчала. — И еще я хотела убедиться, что ты в безопасности и соседи, которых я так полюбила, тоже. И Форестеры. Я должна была их навестить и своими, глазами увидеть, что их деревню не сожгут дотла, если начнутся бунты.

— Они все клянутся, что всё пройдет мирно, Дафна. Я знаю этих людей. Они не просто мои соседи. Некоторые из них — мои родственники, а другие — ближайшие друзья. На завтрашней демонстрации все будет хорошо.

Да, должно быть хорошо. И все же воздух пропитан гневом, и гнев ощущается в лицах и телах людей. Женщины тоже пойдут в Манчестер. Маргарет рассказывала, что некоторые женщины стали активистками среди рабочих, создали свои общества, собирали митинги. Одна такая женщина завтра даже выступит оратором.

Маргарет еще плотнее закуталась в шаль и выглянула в окно.

— Так тихо, — снова пробормотала она.

Очень тихо. Словно весь мир затаил дыхание, ожидая чего-то.

На следующее утро Каслфорд скакал в сторону Манчестера, и его беспокойство все усиливалось. Дорога была заполнена людьми, большинство шло пешком, некоторые ехали на телегах. Слишком много людей на дороге, чтобы назвать это обычным явлением или рутиной. Все они направлялись на север, к городу, а выражение лиц говорило о серьезности их намерений. Все они нарядились в свою лучшую одежду, словно шли на службу в церковь.

Все инстинкты Каслфорда обострились. Он поймал себя на том, что приглядывается, что утроил бдительность, словно душа его чуяла опасность. Он привлекал к себе внимание, причем совсем не дружелюбное, но никто не говорил и не делал ничего, бросающего ему вызов.

Но не люди заставляли его напрягаться, как напрягается животное, попавшее в чужой лес. Скорее, настроение, висевшее в воздухе и постепенно пронизывающее его, говорило о риске, о трудных решениях и о людях, вынужденных пойти на неприятные действия, потому что не имели выбора.