Дафна дю Морье - Дух любви Страница 53

Так прошел год и начался следующий.

Джозеф понятия не имел, как долго осталось ему влачить такое существование; он знал одно: надо ждать, пока не придет конец.

Весной тысяча восемьсот девяностого года Энни узнала, что снова ждет ребенка, и, собрав остатки смелости, сказала об этом мужу.

Он слушал жену, не сводя с нее холодного, тяжелого взгляда, и когда она в конце жалобно попросила хоть знаком дать ей понять, что он не сердится, Джозеф пожал плечами и отвернулся.

– С чего бы мне сердиться? Ступай, Энни, и оставь меня одного. Думаю, я ничего не скажу младенцу, когда он появится. Все это мне безразлично.

Тем не менее, когда она покорно выходила из комнаты, он следил за ней взглядом, и чуть было не позвал назад, чтобы сказать доброе слово. Но она уже поднималась по лестнице, и он решил не возвращать ее из опасения, как бы она не подумала, будто смягчила его своей новостью. Однако при этой мысли в нем что-то шевельнулось, что-то от былого слепого идеализма, обломки которого лежали под его мертвым сердцем. Другой сын заменит утраченного. Что-то от него самого, что не сбилось с пути, но сохранилось как луч надежды, как обещание возврата былой красоты.

Шло время, с женой Джозеф почти не разговаривал, но был не так груб, как прежде.

Примерно тогда Энни и возобновила дружеские отношения с Филиппом Кумбе. Однажды, когда по пути в магазин она проходила мимо его конторы, он вышел из двери и преградил ей дорогу. Филипп избегал Энни с самого дня ее свадьбы и, пожалуй, впервые с тех пор столкнулся с ней лицом к лицу. Энни опустила глаза и хотела обойти его, но он заговорил с ней, и у нее не хватило решимости пройти мимо.

– Энни, – сказал он – разрешите мне поговорить с вами. – Он протянул ей руку, и она ее приняла, нервно оглядываясь и что-то бормоча про мужа.

– Не бойтесь. Войдем. – Он ввел ее в контору и захлопнул дверь.

Энни разрыдалась и закрыла лицо руками.

– Не плачьте, – сказал Филипп, – это вам не поможет. К тому же я вовсе не собираюсь упрекать вас за ваше злосчастное замужество. В свое время я предупреждал вас, но вы были слишком молоды и слишком неопытны, чтобы понять.

Энни раскачивалась на стуле, по ее щекам градом катились слезы.

– Кроме моей падчерицы Кэтрин, никто не знает, что мне пришлось вынести, – всхлипывая, проговорила она. – Не знаю, как мы еще живы. Последние два года… мистер Филипп, чем я заслужила такое наказание? Может быть, это Господь обрушил на меня свой гнев за то, что еще до свадьбы я слишком вольно вела себя с Джозефом. О боже мой! Теперь, когда я думаю об этом, то понимаю, что была скверной девчонкой. Я была как в бреду, я не понимала…

– Конечно, то была не ваша вина. Во всем виноват мой проклятый брат, он сполна заслужил все несчастья, которые ему выпали.

– Что вы, мистер Филипп, я была бы не права, если бы стала обвинять во всем только его. Бедный Джо очень упал духом, когда почти перестал видеть, да ко всему еще эта беда с Крисом. От этого удара он так и не оправился.

– Я так и думал, Энни. Корабль регулярно возвращается, но он ни разу не удосужился спуститься в гавань и хотя бы взглянуть на него.

– Это так, мистер Филипп. А ведь когда-то он только и думал что о своей драгоценной старой шхуне, ради нее даже обо мне забывал. Тогда мне было обидно и больно, но теперь я многому научилась.

– Кристофер Кумбе когда-нибудь пишет?

– Ах! Он пишет братьям, и отцу писал много раз, но Джо оставляет его письма непрочитанными. Жестокий и бессердечный он человек, мистер Филипп.

– Мне было бы легче видеть вас мертвой, Энни, чем несчастной с ним. Почему вы его не оставите?

– Куда мне идти, мистер Филипп? Женщина не может оставить мужчину, с которым обвенчана, я, во всяком случае, не могла бы при всем горе, которое он мне причиняет. К тому же из-за своих глаз он совсем беспомощный.

– Сентиментальность, смешная сентиментальность. Послушайте, вам всего двадцать пять лет, вы не должны впустую тратить свою жизнь. И вовсе не обязательно оставлять Джозефа без помощи, Садмин – вот самое подходящее для него место, и вам это отлично известно.

– Ах! Мистер Филипп… сумасшедший дом? Ах, как ужасно! Конечно же, вы не имеете в виду сумасшедший дом?

– Боюсь, что именно его, Энни. Мой брат не отвечает за свои действия, и я сторонник того, чтобы поместить его в заведение, где он не сможет никому причинить вреда.

– Нет, мистер Филипп. Об этом даже думать нельзя! Джо очень странный и жестокий в душе, но он никогда меня и пальцем не тронул. Нет причин запирать его в лечебнице.

– Не тронул, так тронет.

– Не думаю.

– Что побуждает вас говорить так?

– Ему уже лучше, мистер Филипп, с тех пор, как я рассказала ему про свою новость, он постепенно становится похож на себя прежнего.

– Какую новость?

– В Рождество появится новый ребенок.

Филипп поднялся со стула, на котором сидел рядом с Энни, и, повернувшись к ней спиной, отошел к окну. Некоторое время он стоял молча.

– Я хочу, чтобы вы видели во мне друга, Энни, всегда… и приходили сюда в любое время, когда пожелаете. Ближайшие месяцы будут для вас не слишком легкими, поэтому, прошу вас, когда вам станет плохо, не раздумывая, приходите ко мне. Обещаете?

– Да, мистер Филипп.

– Можете называть меня просто Филипп… мы ведь друзья, не так ли?

– Благодарю вас… Филипп. А сейчас мне надо идти.

– Всего доброго, Энни.

Так прошло лето, вновь наступила осень, дни стали короче, задули холодные ветры. Большую часть времени Джозеф проводил на маленькой кухне в Доме под Плющом. В нем теплилась надежда, что появление ребенка будет для него спасением. Иногда его мысли путались, что-то ускользало от него, и надвигающаяся тьма грозила целиком поглотить его. Он хватался руками за голову и сжимал пальцами виски.

Он понятия не имел о визитах жены в контору его брата. Теперь она ходила туда регулярно, иногда два раза в неделю, и уже с нетерпением ждала этих часов, единственно светлых и безоблачных в ее жизни. Мало-помалу Филипп заронил ей в душу страстное желание вновь стать свободной, желание навсегда оставить Дом под Плющом и мужа.

За все долгие месяцы жестокости и невзгод мысль бросить его никогда не приходила ей в голову, и вот теперь, когда он стал проявлять к ней больше нежности, родилась эта мысль, коварные нашептывания Филиппа принесли свои плоды. Джо никогда не выздоровеет, ребенок будет только раздражать его, все может стать еще хуже, чем было, Джо – дикарь. Нет, Филипп, наверное, прав, хотя это так тяжело. Лучше отправить Джо в Садминский сумасшедший дом. Лучше для него, лучше для семьи. Она обещала верить Филиппу и будет ему верить. Он ее лучший друг, верный друг. Он всегда был таким благородным, таким самоотверженным. Когда Джо заберут в Садмин, где о нем будут должным образом заботиться санитары и врачи, где ему будет гораздо лучше и удобнее, чем в Доме под Плющом, этот верный друг приложит все силы, чтобы сделать ее счастливой.