Нэн Райан - Шелковые узы Страница 55

Невада стояла в одиночестве на украшенном железным кружевом балконе роскошных апартаментов в «Понтальба» и пристально смотрела через улицу Святой Анны на галантного генерала. За ту неделю, что она пробыла в Новом Орлеане, она не видела почти никого, кроме генерала. Ей нравилось его общество, потому что с Энди ей было незачем поддерживать светскую беседу, улыбаться, очаровывать и притворяться веселой. Установленный в самом центре площади, через улицу от красного дома, где жила Невада, огромный зеленый памятник ничего не ожидал от нее, ничего не требовал. Неваде это нравилось. Ей нравился безмолвный генерал. Если она чувствовала потребность поговорить с ним, она говорила. Если нет, он не возражал. Он был там перед ней в любой час дня и ночи.

Сейчас было уже далеко за полночь и холодный зимний ветер заставил Неваду обнять руками плечи и вздрогнуть. Генерал Джексон никогда не чувствовал холода. Временами ей хотелось стать похожей на невозмутимый памятник. Как здорово было бы ничего не чувствовать. Невада вздохнула и отвела взгляд от бесстрашного генерала.

Высокие белые шпили собора Сент-Луиса поднимались к темному небу. И дальше, за церковью, старый город был тихим. За площадью обычно шумный французский рынок был безлюден, только длинные деревянные столы да пустые мусорные ведра.

Наконец молодая женщина задумчиво посмотрела вправо, на спокойную Миссисипи, чьи мутные воды мерцали серебром в зимнем лунном свете. Вдали прогудел пароход, и жалобный звук, казалось, проник прямо в одинокое сердце Невады. Сколько она себя помнила, пароходные гудки всегда были частью ее жизни, заставляли ее визжать от радости, когда она была счастливой речной девчонкой, и сильнее биться сердце, когда она стала старше. Далекий звук пробудил приятные воспоминания об огромном светловолосом мужчине с синими глазами, раскатистым смехом, и сердцем, огромным, как река. Они провели много счастливых дней вместе на беспокойной Миссисипи — она и ее отец.

Но гудок парохода напомнил еще об одном мужчине. Смуглый брюнет с обжигающими черными глазами и адской усмешкой, у которого вовсе не было сердца. Она провела с ним всего одну наполненную страстью ночь на реке, и ее жизнь навсегда стала другой, а его — ничуть не изменилась.

Слезы потекли из грустных глаз Невады. Она не сдерживала их. Никто не мог увидеть этих слез, кроме старого Эндрю Джексона, а он никому не расскажет.

Так она одиноко стояла холодной ночью на балконе в Новом Орлеане и не скрываясь плакала о беззаботном мужчине за океаном, более похожем на статую, чем каменный генерал. Она плакала долго. Плакала, пока не разболелась голова, а глаза опухли и покраснели. Плакала, потому что потеряла Джонни, потому что любила его так отчаянно, что ее дни и ночи были заполнены страданиями, которых она раньше не знала. Плакала, потому что она должна была забыть его, но не была уверена, что сможет.

Наконец, все еще плача, Невада подняла тяжелую голову и посмотрела на неподвижного генерала.

— Вот и все, Энди. Последний раз. После сегодняшней ночи, двадцатого ноября 1876 года, больше не будет слез, пролитых понапрасну о мистере Джонни Роулетге!

Глядя на залитый дождем город, Джонни Роулетт курил в темноте тонкую коричневую сигару. Было уже далеко за полночь, но ему не хотелось спать. Это был день игры. Большой игры. Игры, ради которой он приехал в Лондон. Джонни затянулся сигарой, вдохнул горячий дым глубоко в легкие, затем медленно выдохнул, выпуская идеальные кольца округленными губами. Его мысли были заняты предстоящей игрой. И Невадой Мэри Гамильтон. Он рассчитывал на ее поддержку, он привез ее через океан как амулет своей удачи. Он не был уверен, что сможет выиграть без нее.

Джонни выпустил еще одно голубое кольцо дыма и откинул темную голову на мягкую спинку кресла, обитого парчой цвета павлиньих перьев из гарнитура, украшавшего изящную верхнюю гостиную городского дома леди Эшли в Мейфере. К дьяволу Неваду Гамильтон. Он стал играть, когда ему исполнилось четырнадцать, и выиграл много денег с тех пор. Лишь совсем недавно он узнал о существовании Невады Гамильтон. Он не нуждался в ней раньше. Он никогда ни в ком не нуждался.

Джонни проворно вскочил на ноги. Он перешел к большому окну, выходящему на залив. Его зубы крепко сжимали сигару, он стоял совершенно обнаженный, поглядывая на ухоженные лужайки и капли дождя, ритмично падающие с высокой крыши особняка. Он сделал длинный, глубокий вздох, скрестил руки на груди, уверяя себя, что это совершенно естественно — нервничать и беспокоиться в ночь перед большой игрой. Только и всего. Возможно, стакан бренди и горячая ванна помогли бы ему заснуть.

Джонни оставался на том же месте, глядя на дождь, усталый, но не сонный, одинокий, но довольный своим одиночеством. По крайней мере, он считал, что был один.

— Любимый? — Леди Эшли позвала его от двери. — М-м-м?

Он даже не обернулся. Подхватив полы длинного, шелестящего халата, леди Эшли поспешила к нему. Подойдя вплотную, она положила руку на его обнаженную спину.

— Любимый, что-то случилось? Я проснулась, а тебя нет. Я стала волноваться.

— Просто не спится, — ответил он.

— Это дождь, — сказала леди Эшли. — Вы, янки, устаете от наших непрерывных дождей.

Он не отвечал. Леди Эшли рассмеялась, уверенная, что знает, как снять его нервное возбуждение. Она быстро сбросила одежду, встала позади Джонни, обняла и прижалась к нему всем телом.

— Любимый, — шептала она, и ее руки шаловливо поглаживали его широкую грудь, — Ты совсем замерз.

Джонни не ответил. Он просто стоял, курил сигару, глядя на дождь, пока его опытная любовница гладила его грудь, покрывала поцелуями спину и шептала ласковые слова хрипловатым, прерывающимся голосом. Ее умелые руки спустились на плоский живот Джонни, и она стала покачивать бедрами, прижавшись к его твердым ягодицам.

— Забудь свою глупую игру, любимый, — сказала она, когда ее руки скользнули еще ниже. — Думай только об этом.

И ее рука нежно обхватила его плоть и начала медленно скользить вверх и вниз и снова вверх и вниз. Она улыбнулась, услышав его нервный вздох. И когда он попытался обернуться и встать к ней лицом, не позволила ему.

— Нет. Не сейчас. Позволь мне ласкать тебя так, пока один из нас не сможет больше сдерживаться.

Джонни небрежно пожал плечами. И стоял в темной комнате, расставив ноги, опустив руки, все еще сжимая в зубах сигару, в то время как искушенная в любовной игре леди Эшли трогала, поглаживал, и настраивала его чуткое тело, уверенно добиваясь его полной готовности к любовной близости. Наконец ее руки бессильно опустились. Джонни повернулся к ней лицом. Она вырвала сигару из его губ, смяла ее в хрустальной пепельнице и сделала приглашающий жест.