Кейт Мур - Полюбить дьявола Страница 56

— Берите ее, капитан. Украдите, если понадобится.

Он взял ее руку.

— Я украду ее, сударыня. Этой ночью. Скажите, где вы остановились и которая из комнат — ее комната. Утром она будет обвенчана.

— Мне нравится ваша решительность, капитан Джоунз. — Миссис Россдейл улыбнулась, и Уилл подумал, что этот милый открытый взгляд — слабое подобие взгляда, который он так любит.

Когда Елена вернулась в гостиную, Уилла Джоунза уже не было. Ее мать разговаривала с леди Норт, женой епископа из Бексли. Елена подошла к матери, увидела ее лицо и удивилась, потому что мать сияла, улыбаясь широкой счастливой улыбкой, совершенно ей несвойственной. Вряд ли леди Норт могла сказать что-нибудь, что доставило бы ее матери такое удовольствие.

Сбитая с толку, Елена замедлила шаги, и чья-то железная рука схватила ее за плечо и заставила остановиться рядом с белой мраморной колонной. Елена стояла лицом к комнате, а он стоял в тени колонны, но так близко, что она всеми фибрами чувствовала его близость.

— Кажется, вы мне задолжали. — От его дыхания шевелились завитки у нее над ушами.

— Я ведь сказала, что расплачусь с вами. — Она старалась сдержать дрожь.

— Я еще не увидел ни шиллинга.

— Вы теперь служите у генерала Веллингтона, капитан Джоунз? Вы выздоровели? — Ей хотелось повернуться и взглянуть на него, просто чтобы насытиться, просто чтобы иметь какие-то новые воспоминания в дополнение к тем, что она уже накопила. Он казался таким сильным, он держал ее за руку мертвой хваткой.

— Мои ребра в полном порядке. А как ваше положение, мисс Россдейл? Вы снова оказались в четырех стенах, да? Живете в епископском дворце в Фарнэм-Клоуз.

— Вы видите, что я снова вернулась на вершины респектабельности, что меня принимают даже в гостиной епископа Йоркского.

— Сомневаюсь.

— Так оглядитесь.

— Проклятие! О чем вы думаете? Что можно пускаться в авантюры, а потом возвращаться обратно и сидеть за пяльцами?

— Вы познакомились с моей матерью?

Он вздохнул — глубоко и прерывисто:

— Да.

— Что еще я могла сделать?

— Вы могли сказать мне, что вы дочь епископа Фарнэма. Я бы не стал тащить вас в постель, Елена, как бы мне того ни хотелось.

— Не называйте меня Еленой. — Елена умерла. Как она осмелилась устроить такой маскарад?

— А вы и есть Елена — проклятая Елена Троянская, а не мягкотелая мисс Россдейл, которая толкает инвалидную коляску, опускает голову и ждет, когда отец избавится от нее, выдав за какое-то благочестивое ничтожество, все стремления которого сводятся к тому, чтобы в один прекрасный день получить епископский сан.

— Вы ошибаетесь. Я именно такая. — Она очень старалась соответствовать своему прежнему имени, думать о себе как о Марианне Россдейл, забыть о другой жизни.

— Если только вы решите быть такой.

— Понимаете, я сделала выбор.

— Вы так думаете? Ну, так перемените его, черт побери. Я живу в аду, и вы тоже.

— Нет.

— Отрицайте, если можете. Вы забываете, Елена, что я выкрал вас из борделя. Я могу выкрасть вас и из епископского дворца. Вы уедете со мной, милочка.

Он отпустил ее и пошел дальше с таким видом, будто и не останавливался по дороге. Когда она осмелилась посмотреть ему вслед, оказалось, что он погружен в разговор с молодыми людьми. Он уехал, как только объявили, что обед подан. А Елена осталась и теперь ковырялась в своей тарелке с золотым ободком, думая, почему ее так беспокоит вид, с которым ушел Уилл Джоунз.

За абрикосовым пирожным она решила, что причиной тому была тревожная значительность его ухода, он ушел, как человек, который должен выполнить какую-то миссию, и его послал тот, за которым старые солдаты вроде Уилла Джоунза охотно пошли бы в бой. В толпе обедающих гостей, издающих восклицания над деликатесами епископского стола, только она знала, что ближе чем в полумиле от того места, где они сидят, радикалы устроили склад оружия.

Через три часа, когда мужчины присоединились к дамам, Веллингтона отыскал какой-то запыхавшийся молодой человек. Елена видела, что он изложил свое донесение, и лицо у Веллингтона стало мрачным. Молодой человек вышел, а люди, находившиеся рядом с Веллингтоном, стали расспрашивать его. Когда вопросы зазвучали громче, Веллингтон заговорил с епископом, который призвал всех к молчанию, потому что великий человек вознамерился сделать всем присутствующим объявление.

— Полиция схватила группу заговорщиков, помешав их замыслам. Они намеревались сегодня вечером убить всех членов кабинета министров на обеде у лорда Харроуби. Предполагаемые убийцы заключены под стражу.

Все окружили герцога, засыпав его вопросами.

— Лорд Харроуби живет в соседнем доме, — воскликнула хозяйка дома. — Нам ничто не грозит?

— Абсолютно ничего, сударыня, — успокоил ее герцог, беря за руку. — А ваше поведение можно назвать просто героическим. Ваш прием обманул заговорщиков, побудив их осуществить свои планы.

— Вы использовали нас как приманку, да, Веллингтон?

Это был почти что упрек со стороны краснолицего хозяина дома, но Веллингтон, не ответив, повернулся к гостям, которые засыпали его вопросами, он был угрюм, его очаровательных манер как не бывало.

— Где их задержали?

— В конюшне на Кейто-стрит.

— Сколько их там было?

— Двадцать семь.

— Они были вооружены?

— Только пистолетами. Мы смогли помешать им добраться до серьезного тайника с оружием.

Одна лишь Елена услышала, как ахнула ее мать. Она сжала плечо матери.

— Кто-нибудь пострадал? — спросил епископ Бексли.

— С сожалением должен сообщить, что один офицер погиб. Я еще не знаю его имени. — Шум, стоящий в комнате, превратился в голове Елены в жужжание, в котором нельзя было разобрать ни единого слова.

Общество начало расходиться через несколько минут после пугающего сообщения герцога. Из тех молодых людей, что сопровождали Веллингтона, не вернулся никто. Елена выкатила кресло матери на верхнюю площадку лестницы, где двое слуг подняли его и понесли вниз. Леди уехали, отец Елены остался побеседовать с епископом и другими джентльменами.

Глава 22

Через несколько часов площадь обезлюдела и затихла. Елена стояла в ночной рубашке у окна, глядя на унылый зимний сквер в центре площади. На душе было пусто, зябко, она пыталась приободриться и не думать о том, что могло случиться. Ведь безымянный офицер мог быть кем угодно. Она не может потерять Уилла Джоунза дважды, пусть даже он никогда и не принадлежал ей. До этого вечера она в своем воображении хотела взять его с собой в любую жизнь, какая будет ей уготована. Она думала о нем, крадущемся по Лондону или лежащем в огромной султанской кровати, и вспоминала, каково это — быть живой, быть Еленой, быть самой собой.