Филиппа Грегори - Земные радости Страница 57

Яков публично назвал Карла предателем и пожалел, что его брат, красивый и благочестивый принц Генрих, скончался. Бекингема он при всех назвал разбивателем сердец, лицемером и изменником. Король проливал легкие стариковские слезы и жаловался, что его никто не любит.

Понадобилось все обаяние Бекингема, чтобы привести Якова в более разумное состояние, и все его терпение, чтобы вынести слюнявые поцелуи, которыми король осыпал его лицо и рот, и все имевшееся в наличии чувство юмора и искренняя радость жизни, чтобы попытаться вновь осчастливить старого короля, а вместе с ним и весь двор.

Больной, только что из постели, герцог танцевал перед королем вместе с Кейт. И сидел рядом с ним, и выслушивал его бесконечные жалобы на испанских союзников и испанскую угрозу, и при этом ни разу не показал, как он устал и как плохо себя чувствует.

Герцог дождался, пока королевский экипаж скроется из вида, и только после этого снова надел шляпу и повернул к каменным ступеням регулярного сада. Сад все более соответствовал обещаниям Традесканта. Клумбы изящной формы окаймляли темно-зеленые живые изгороди, на каждой клумбе росли цветы одного цвета; все вместе они образовывали единый бесконечный рисунок партерного цветника. Бекингем брел по дорожкам регулярного сада, любовался переплетающимся орнаментом и великолепными посадками, и тревога покидала его.

Он не знал этой радости прежде, до того, как Традескант занялся садом. Герцог всегда смотрел на садовников как на предмет дворцовой мебели, как на сотрудников, которые просто должны быть в штате большого вельможи. Но Традескант заставил его взглянуть на сад другими глазами. И теперь герцог гулял по узеньким извивающимся тропкам с ощущением вновь обретенной свободы и получал удовольствие. Невысокие живые изгороди разрушали перспективу. Когда Бекингем смотрел над ними из одного конца регулярного сада в другой, казалось, что эти живые стены заключают в себе акры земли, одно поле за другим. Это была аллегория богатства. Все выглядело так, будто за живыми изгородями скрываются огромные территории, хотя на самом деле сад располагался на нескольких сотнях ярдов.

— Как это прекрасно, — тихо пробормотал герцог. — Я должен поблагодарить его. Поблагодарить за то, что он создал красоту и научил меня ценить ее.

От парадного сада он направился к озеру. Там были и обещанные Традескантом лилии, и золотые лютики, колыхавшиеся под легким ветерком, и желтые ирисы. Маленький пирс выдавался в воду, неподвижная гладь озера отражала его, словно пряча еще один пирс. На оконечности стоял Джон Традескант, он следил за тем, как мальчишка опускает ивовые корзины в глубокую грязь.

Услышав приближение Бекингема, садовник стащил шляпу и пнул ногой мальчишку; тот упал на колени. Герцог взмахом руки отослал мальчишку прочь и обратился к Джону:

— Отвезешь меня на лодке?

— Конечно, милорд, — согласился садовник.

Он сразу заметил и темные тени под глазами Бекингема, и бледность кожи. Герцог выглядел как ангел, высеченный из самого чистого мрамора, но лицо статуи кто-то захватал пальцами, вымазанными в саже.

За веревку, с которой капала вода, Джон подтащил ближе маленькую лодку и держал ее, пока герцог не забрался туда и не откинулся на подушки.

— Я устал, — коротко сообщил Бекингем.

Джон оттолкнулся от берега, сел и нагнулся над веслами, не вымолвив ни слова. Они приблизились к острову, где была насыпана горка, точно такая, какую они запланировали с самого начала. Медленно гребя, Джон обогнул остров. Белый шиповник и розы в беспорядке свисали до самой кромки воды; цветы кивали своим отражениям в неподвижной водной глади. Несколько уток выбрались из укрытия и закрякали, однако Бекингем даже не пошевелился, услышав шум.

— Ты вспоминаешь Роберта Сесила? — лениво осведомился он. — В мыслях или в молитвах.

— Да, — с удивлением признался Традескант. — Каждый день.

— Как-то на днях я встретил человека, который рассказал мне, что, когда он впервые посетил дворец Теобальдс, никто не мог найти сэра Роберта. В конце концов Сесила обнаружили в сарае, где он ел с тобой хлеб с сыром.

Традескант коротко хохотнул.

— Да, было такое дело. Ему нравилось наблюдать, как я работаю.

— Он был великим человеком и великим государственным деятелем, — продолжал Бекингем. — И никто не думал о нем хуже из-за того, что сначала он служил королеве, а потом ее наследнику. Но я… — Бекингем помолчал. — Что тебе известно, Джон? Меня ведь презирают? Потому что я был никем и появился ниоткуда? Потому что я добился положения при дворе благодаря хорошенькому личику?

Герцог ожидал, что слуга будет все отрицать.

— Боюсь, так многие считают, — подтвердил Джон.

Бекингем резко выпрямился, и лодка закачалась.

— И ты говоришь это мне в лицо?

Джон кивнул.

— Ни один человек в Англии не осмеливался говорить мне такое! — возмутился Бекингем. — Да я мог бы приказать вырвать тебе язык за дерзость!

Весла Джона ни на мгновение не прервали свой спокойный ритм. Садовник ласково улыбнулся своему хозяину.

— Вы упомянули о сэре Роберте. Ему я тоже никогда не врал. Я не собираюсь дерзить вам, и я не сплетник. Если вы откроете мне тайну, я сохраню ее. Если вы спросите меня, что новенького, то я поделюсь с вами. Зададите вопрос — я честно отвечу.

— Сэр Роберт доверял тебе? — полюбопытствовал Бекингем.

Традескант кивнул.

— Когда делаешь сад для какого-то человека, то понимаешь, что это за личность, — объяснил он. — Вы проводите вместе много времени, следите за тем, как растет сад. Мы с Сесилом оба менялись, вместе трудились над обликом Теобальдса, потом переехали и вместе делали Хэтфилд. Сэр Роберт и я. С нуля. Мы часто гуляли по саду и общались.

— А я какой человек? — допытывался Бекингем. — Раньше ты работал на советника короля. Ты служил Сесилу, теперь служишь мне. Что ты думаешь обо мне? Что ты думаешь обо мне в сравнении с сэром Робертом?

Джон склонился к веслам; лодка быстрее заскользила по воде.

— Думаю, что вы еще очень молоды, — отозвался он. — И нетерпеливы, как бывают нетерпеливы молодые люди. Мне кажется, вы честолюбивы, и никто не может предсказать, до каких высот вы подниметесь и как долго будете оставаться на вершине власти. Возможно, вы и получили место при дворе из-за внешности, но сохранили его благодаря уму. И сохраняете по сей день, потому что вы красивы и умны.

Бекингем расхохотался и снова откинулся на подушки.

— Красив и умен! — воскликнул он.

Традескант посмотрел на темные спутанные волосы и длинные темные ресницы, отбрасывающие тени на гладкие щеки.