Ширин Мелек - Кёсем-султан. Величественный век Страница 58

Махпейкер и видела-то этих евнухов лишь мимолетно, в самые первые дни появления Крылатых. Молоденький, еще с «цветочным» именем (Гладиолус, кажется), и двое постарше, Лятиф и Илхами… или Илхами не для занятий томаком приходил?.. Какая разница, впрочем: теперь их сюда не зовут.

Но все равно непонятно, что тревожит Сафие-султан.

– Бабушка… – пожала плечами Башар.

Наверно, она права. Бабушкам положено беспокоиться за подрастающих внуков. И не всегда получается самой себе объяснить, почему что-то тревожит, а другое нет. Даже если эти вещи одинаково опасны. Точнее, безопасны.

– Ладно, девочки. – Хадидже, похоже, приняла решение за всех них. – Давайте хоть мы не будем добавлять ей тревоги. Не за внука, так за одну из нас.

– Ой, и правда! – Махпейкер вскочила на ноги.

– И турчонка жалко, – добавила Башар. Она тоже поднялась, старательно делая вид, что не замечает устремленных на нее взглядов подруг – задумчивого Хадидже и лукавого Махпейкер: «Да, как же, об Аджеми ты думаешь, а не о своем Догане!»

Но они не успели сделать и шага к выходу из беседки. Сзади кто-то демонстративно кашлянул и, не скрываясь, шумно завозился.

Девушки, одновременно вздрогнув, обернулись, чтобы встретить ехидный взгляд Ахмеда. Старший шахзаде, отделившись от товарищей, подобрался к беседке сзади, раздвинул виноградное плетение и заглянул между лоз внутрь, как Махпейкер наружу выглядывала.

– Ага, – громко сказал он, и в голосе было ехидства не меньше, чем во взгляде. – Хитрые девицы не спешат сообщить нам, что у них все в полном порядке.

– Почти так, о господин мой и повелитель, – нашлась что ответить только Хадидже. – Можешь успокоить cвоего друга: ему не довелось ранить женщину, он лишь…

Она не договорила, потому что Ахмеда больше не было рядом с беседкой: выяснив, что хотел, он уже шагал к своим братьям и друзьям.

Юноши быстро обсудили что-то между собой, причем было видно, что Доган и в самом деле испытывает огромное облегчение, а Аджеми буквально руки к небу воздел, благодаря Аллаха. Потом Ахмед кивнул в сторону дальней стены двора – и все они отправились туда, где на поворотных кольях были водружены закованные в доспехи истуканы «крестоносцев». Там же было сложено и оружие для сегодняшнего томака…

Не прошло и минуты, как весь тренировочный двор заполнился грохотом и лязгом: мальчишки лупили по истуканам так, словно вправду перенеслись во времена хачлы сеферлери, крестовых походов, – и, стоя плечом к плечу, отражали рыцарскую атаку.

Девушки молча переглянулись. Судя по звуку, там пошли в ход не мягкие кистени, а кое-что куда как серьезнее. Так что у бабушки Сафие в самом деле были основания опасаться за своих внуков.

Или все-таки нет? Ведь они же не друг с другом искусством боя меряются, но отрабатывают силу и точность ударов. На «крестоносцах». А латный манекен, как бы он ни был похож на рыцаря, ответный удар не нанесет, это уж точно…

Глава 12

Оковы тела

Визиты султана всегда вызывали у Махпейкер странную смесь изумления, восторга и еще одного чувства – непонятного, едва уловимого. Насчет него она не знала, что и думать: вроде бы и приятен ей повелитель правоверных, а вроде и не хочется приближаться к нему.

Да простится юной гёзде и то, и другое. Потому что девушка из гарема имеет право только на одно чувство к владыке Блистательной Порты, и чувство это – безмерное обожание. Мало ли, что эта девушка – ближняя служанка матери султана, да и в гарем она входит не султанский, а старшего из шахзаде! Султан над всем властен. И над матерью своей, и над сыном, и над тем, что им принадлежит.

Тем не менее обожания Махпейкер не испытывала. Никогда.

Возможно, причиной этому была Сафие-султан, которую появления сына в той части гарема, где воспитывались девушки для султанских сыновей, совершенно не радовали. Но почему? Ведь валиде должна осознавать, что три наследника – это мало, очень мало. Случись в Истанбуле, к примеру, эпидемия оспы, и династия Османов может попросту перестать существовать!

(Эти мысли, конечно, посещали Махпейкер прежде всего в ту пору, когда все трое шахзаде, включая Ахмеда, были для нее безликими, безвестными и, по правде сказать, безразличными фигурами, обитающими где-то в дворцовых высях. Сыновья владыки, старшему из которых она должна принадлежать. Если судьба не распорядится иначе.)

Или просто дело в том, что терпеть третью невестку валиде уже не в силах? Нрав-то у Сафие-султан горячий, это Махпейкер знала куда лучше других, как-никак числилась в ближних служанках. Но точно так же знала она, что валиде прекрасно умеет этот самый нрав свой обуздывать, как опытный всадник горячего жеребца, и направлять его умелой рукой туда, куда надо. Иными словами, показывала валиде свой гнев лишь тогда, когда намеревалась с его помощью чего-либо добиться.

Слухи ходили разные, но одно Махпейкер знала твердо: что-то тревожило Сафие-султан. Причем тревожило настолько, что во время визитов султана Мехмеда она могла отправить своих любимиц куда угодно с самыми незначительными поручениями, а то и наказать их за пустячную провинность, лишь бы они не попадались на глаза султану.

Мехмед появлялся всегда внезапно – и жизнь юных обитательниц гарема, до того скучная и монотонная, расцвечивалась яркими, буйными красками, превращаясь в изысканный праздник. Султан возлежал на подушках и смеялся, осыпая сладостями девушек, танцующих перед ним. Доставались гостинцы также и тем, кто играл на музыкальных инструментах, пел или просто поддерживал беседу об изящных искусствах.

Бывало, что евнухи несли за повелителем Османской империи несколько ларцов, доверху набитых драгоценными побрякушками. В такой день султан бывал особенно милостив, щедро одаривал девушек налево и направо, а валиде казалась особенно мрачной на фоне своего сына. Облаченная в черное Сафие-султан выглядела старой вороной, предвещающей беду, а султан в цветном халате был подобен калифу из сказки. И что из того, что толстый и неуклюжий? Какое кому дело до удушающего облака благовоний, окутывающих повелителя? Он мужчина, что хочет – то и делает, какие притирания предпочитает – такими и пользуется. Зато веселый, добродушный, щедрый, умный, добрый… наверное.

И поневоле закрадывалась в головы даже самых благоразумных странная мысль: а не пресытился ли султан двумя клячами, волей шайтана, не иначе, оказавшимися у него в женах (ну ладно, в старших наложницах, какая разница-то…)? Может, ищет он кого помоложе, порезвее? Какую-нибудь милую бойкую девушку, наполненную радостью жизни, способную согреть и сердце, и ложе? Может, вот оно, счастье – только руку протяни?