Елена Хаецкая - Византийская принцесса Страница 58

— Сеньор, — ответил Тирант, — не понимаю, отчего это может быть важно, ведь речь идет о военных делах.

Герцог Македонский усмехнулся:

— Нам известно, что Великий Турок имеет в числе своих жен непревзойденную красавицу, дочь Великого Хана. У ее отца в подчинении шесть королей! И владения его более обширны, нежели Франция и Испания вместе взятые. И достоинства этой дамы он будет отстаивать в предстоящем поединке. А кто та дама, которую намерен прославить наш севастократор? Потому что если она уступает даме Великого Турка, то и поражение севастократора неизбежно.

Тирант сильно покраснел, однако выдавать свою любовь к принцессе не посмел, чтобы никак не повредить ей. И ответил:

— У себя на родине я любил одну вдову и хотел взять ее в супруги, но судьба нас разлучила. При расставании она дала мне эту рубашку, чтобы она защищала меня во время сражений.

— Это не годится, — искренне огорчился герцог де Пера. — Ибо, как бы ни была ваша вдова хороша собой или добродетельна, она в любом случае не идет ни в какое сравнение с дамой Великого Турка. Вот если бы вашей дамой была принцесса!..

— Нет, — сказал Тирант твердо и посмотрел герцогу в глаза. — И я не хочу, чтобы государь заподозрил меня в дурных мыслях по отношению к принцессе, так что оставим этот разговор.

— Напрасно, — возразил сеньор Малвеи и встал, чтобы его речь звучала более убедительно. — Севастократору следует избрать Кармезину дамой своего сердца и сразиться ради нее. Вот верный ключ к победе! Никто не превосходит Кармезину ни знатностью, ни красотой. Что из того, что наш севастократор — чужеземец и не имеет никаких владений и титулов в Византии? У себя на родине он, вероятно, считается человеком знатным; а если и нет — таковым сделает его любовь.

Диафеб то краснел, то бледнел, слушая подобные суждения о его кузене. Он не знал, сердиться ему или, напротив, испытывать благодарность к герцогу де Пера и сеньору Малвеи. Ведь они говорили от чистого сердца и желали Тиранту добра!

Тирант, казалось, знал, какие мысли гнетут Диафеба, и быстро остановил его жестом, приказывая не вмешиваться в спор.

А граф де Сен-Жорди усмехнулся и сказал так:

— Любовь не может оскорбить. И даже в том случае, если простолюдин полюбит знатную даму, в его любви мы не усматриваем ничего зазорного, и даме она будет приятна. Принцесса — само совершенство, так что смелей объявляйте ее своей дамой и сразите ради нее Великого Турка. Я верю: если вы победите, сражаясь в честь принцессы Кармезины, то обретете вечное спасение на небесах. И ни для вас, ни для нее не будет позора даже в том случае, если ваши руки побывают под ее юбками.

Тирант хлопнул в ладоши, требуя таким образом повышенного внимания, и приказал писарю записать все эти речи.

Затем заговорил сам Тирант. Он выглядел на удивление спокойным, и голос его звучал так, словно он рассуждал об отвлеченных предметах.

— Принять вызов на поединок для меня невозможно. Кто же будет судить подобный поединок? Если судью назначить из христиан — турки усомнятся в его правомочности, а если из турок — я и сам ни на грош не поверю в его честность. Далее. Где бы мы стали сражаться? На каком берегу? Если на турецком — то в случае моей победы не ждет ли меня смерть от рук многочисленных врагов? Если же на нашем — то сходная участь постигнет Великого Турка, потому что я не смогу удержать вас от желания расправиться с ним.

— Это верно! — сказал Диафеб очень громко.

— Поэтому я предложу ему битву, в которой сражаться будут оба наши войска. И пусть он найдет меня на поле боя, я с радостью дам ему то удовлетворение, которого он добивается.

— Что?.. — выкрикнул герцог Македонский. Он вытянул шею так, что все жилы на ней напряглись, и стало видно, какая желтая у него на шее кожа. — Сражение? Да разве мало было у нас сражений, и всегда мы несли большие потери!

Приор иоаннитов посмотрел на герцога Македонского и шевельнул губами, как будто собирался прервать его, однако сдержался и промолчал.

А герцог Македонский продолжал:

— Вы только гляньте на этого иностранца! Ему-то и его прихвостням терять нечего, потому что, если все мы будем уничтожены в этой битве, он всегда сможет уйти. Для него-то всегда сыщется какая-нибудь шайка разбойников, которыми он сможет командовать. Но мы в другом положении, ведь вся наша жизнь связана с греческой землей, и здесь у нас останутся жены и дочери.

Тирант вдруг ощутил сильную боль в животе, так тягостны были ему эти глупые и лживые обвинения. Но говорить он ничего не стал и просто начал мысленно молить Бога о том, чтобы герцог Македонский замолчал.

А герцог Роберт все говорил и говорил:

— И вот теперь вы вручаете свою судьбу чужеземцу. А что вы знаете о нем? О чем он целый день разговаривал с Великим Турком в своем шатре? Не о том ли, как предать нас? Спросите лучше, сколько денег посулил ему Великий Турок за это предательство! — Тут герцог Македонский повернулся к Тиранту и прибавил: — Раскройте пошире свои белые глаза, севастократор, и поймите же наконец: нам отлично известны все ваши так называемые «доблестные» деяния. Не осталась для нас тайной и та причина, по которой вы покинули свою родину и не можете туда вернуться. Разве вы не совершили множество бесчестных дел во Франции? А теперь вы скрылись в Греческой империи и полагаете, будто здесь никто ничего о вас не разузнает.

Приор иоаннитов, слышавший все это, был так поражен, что не мог произнести ни слова в защиту Тиранта. А Диафеб сжимал и разжимал кулаки, но молчал, повинуясь приказанию брата, потому что тот боялся вызвать смуту.

Наконец Тирант легонько вздохнул, обвел глазами всех собравшихся и, видя, что те внутренне так и кипят, произнес:

— Писец! Запиши все то, что сейчас говорилось, добавь также, что через десять дней мы дадим Великому Турку большую битву. Затем запечатай письмо и пусть его доставят императору. Я не хочу, чтобы от государя утаилось хотя бы слово из сказанного сегодня, потому что впоследствии все это может послужить нам к чести или к бесчестию.

Севастократор дождался, чтобы все бароны вышли из шатра, и только после этого повернулся к Диафебу

— Помогите мне встать, кузен, — попросил он.

— Вы больны? — встревожился тот.

Тирант покачал головой:

— От вздора, который нес тут герцог Македонский, у меня разболелся живот. Я не хочу, чтобы кто-либо видел, как меня ведут под руки.

Император получил послание от Тиранта и прочитал его сперва в одиночестве, запершись, а затем прочитал письмо своей супруге императрице, а также принцессе Кармезине.