Елена Арсеньева - Карта любви Страница 58

Юлия таилась в своем углу, наблюдая, как наполняются надеждой заплаканные глаза Эльжбеты, пока все девушки проходили мимо Баро, а он так и не остановил ни на одной из них свой выбор. И вдруг старшая цыганка заметила беглянку, одним рывком сорвала с нее рубашку и с такой силой вытолкнула ее на середину залы, что Юлии ничего не оставалось делать, как припомнить все, чему ее здесь учили, и старательно повторить урок.

Слишком старательно! Она так запрокинулась, выставляя трепещущую, звенящую голую грудь, стоя на коленях, что едва не потеряла равновесие. Напряглась, пытаясь удержаться… Поясок ее юбки с тихим щелчком лопнул — и лоскутья соскользнули, оставив Юлию совершенно голой, стоящей перед Баро врастопырку, так что все ее сокровенное было открыто жадному мужскому взгляду.

То, что произошло потом… Одним прыжком Баро оказался стоящим на коленях напротив Юлии и, едва распустив пояс, слюбился с нею так стремительно, словно одним ударом вышиб запертую дверь. Едва коснувшись женского лона, он тотчас со стоном блаженства извергся в него, — и оторвался от Юлии, дав знак молодым цыганам, которые, отпихивая один другого, ринулись к ней.

Ее остолбенение, впрочем, прошло к этому времени, и она сшибла одного на пол, подцепив ногой за ногу и сильно рванув, а другого просто пнула в коленку так, что он взвыл и запрыгал.

Только этот вой и был слышен — такая воцарилась тишина в зале. Мониста более не бренчали — девушки, сбившись в уголке и прикрываясь руками, с испугом глядели на Юлию, которая уже подобрала свои лохмотья и безуспешно старалась вновь приладить их на себе, но лопнувшая веревка оказалась чересчур коротка и никак не завязывалась.

Она не замечала, но остальные-то видели, как упавший цыган вскочил и, сверкая глазами, в которых ярость сменила страсть, выхватил из-за голенища плетку, замахнулся… Но Баро только цыкнул — и юноша опустил плеть, отошел, хрипло выдохнув свой неутоленный гнев, но спорить не осмелился. А сам Баро дернул Юлию к себе, взял в горсть ее косу, поглядел на жесткие, распушившиеся кончики, потом погладил ровненький пробор, бегущий по голове:

— А я-то ее сразу не узнал! Наваксили кудри девке? Нет, это не пойдет! Стэфка! — крикнул он старшей цыганке, и та побежала к нему проворно, как девочка. — А ну…

Он только мигнул, но грузную Стэфку будто ветром сдуло, и уже через мгновение голова Юлии была погружена в горячую воду, а у самых глаз лопались черные пузыри. Понадобилось, впрочем, два или три чана, чтобы смыть, а потом еще большой кувшин, чтобы ополоснуть волосы. Все это заняло буквально несколько минут. Вскоре, совершенно одуревшая, сидела Юлия на ковре, а Стэфка остервенело терла ее волосы ряднушкою, пока они не окружили голову Юлии легким, пушистым, золотистым облаком, заигравшим, заблестевшим в свете свечей.

Подошел Баро, взял горстью шелковистые, искристые пряди, поднес к губам, с наслаждением вдохнул душистый, травяной аромат настоя, которым мыли ей голову, улыбнулся, переводя взор на ее испуганные глаза, приоткрытый рот:

— Вот так лучше! Да ты красавица!

Это он произнес, уже склонившись, чуть касаясь ее пересохших губ. Они слабо шевельнулись под властным, долгим поцелуем, и Баро с трудом оторвался от нее:

— Хочешь пить?

— Умираю от жажды! — прошелестела Юлия, и Баро нетерпеливо щелкнул пальцами. Юлия увидела, как Стэфка схватила зеленый сосуд и ахнула: тот был пуст. Ринулась было куда-то, да споткнулась на ровном месте, упала, а к Баро приблизилась Эльжбета и, покорно склонив голову, подала Юлии большой глиняный кувшин.

Юлия с жадностью припала, осушила до дна — а там было не меньше половины! — хотя питье было незнакомым, тепловатым, безвкусным, пресным. Но так сильна была жажда, что Юлия пила, пила… И только на последних глотках она вспомнила название этого напитка: вода! Оказывается, в воде можно не только мыться, вот чудеса…

Она поставила кувшин и в то же мгновение ощутила на своей шее и груди что-то тяжелое, теплое. Изо всех ртов вырвался общий вопль изумления, и, опустив глаза, Юлия тут же снова зажмурилась, ослепленная блеском бриллиантов.

Знаменитое ожерелье Баро! Он… он надел его на шею Юлии?! Но зачем?! Что же это значит?!

Баро сам ответил на этот вопрос. Не говоря ни слова, он пошел к выходу, держа Юлию за руку и чуть ли не волоча ее за собой. Мелькнули злые, мстительные глаза Эльжбеты — и подумалось, как о чем-то бесконечно важном: померещилось ей, или в самом деле Эльжбета подставила ножку Стэфании, бегущей с пустой стеклянницею в руках? Но зачем? Неужто лишь для того, чтобы невозможно было принести зулы, чтобы напоить Юлию этой противной водою?

Какая чепуха!

17

ЗАБАВЫ ГРАФИНИ ЭЛЬЖБЕТЫ

Оказывается, не все цыгане жили в подвале. Во всяком случае, Баро потащил Юлию вверх по лестнице, и у нее возникло смутное ощущение, что она уже шла, вернее, бежала этой лестницей — но не вверх, а вниз. И это, помнилось ей, было куда легче, потому что теперь она очень скоро выбилась из сил и едва поспевала за Баро. Правда, оба молодых цыгана шли следом, подталкивая ее довольно немилосердно, когда она спотыкалась, однако в их прикосновениях не было похоти — и на том спасибо, потому что они не казались Юлии даже привлекательными, не то что возбуждающими. Кстати сказать, как и Баро… Первый порыв восторга, гордости — она избрана из всех! — прошел, и теперь Юлия ощущала только, как неприятно влажна его тяжелая рука, которая слишком крепко стискивает ей пальцы, да как колет бриллиантовое ожерелье голую грудь.

Юлия подумывала было вырваться и вернуться в подвал, однако вдруг поняла, что ей этого совершенно не хочется. Конечно, там было весело, но не век же там сидеть! Она чудно провела день, а вернее, два… ведь ложились спать, и, кажется, даже не единожды… нет, не вспомнить! А теперь ей надо спешить. Куда? И этого не вспомнить. Но уж наверняка не в постель Баро!

Она рванула руку, и Баро от неожиданности выпустил ее.

— Не хочу идти с тобой! — крикнула Юлия. — Устала! — И она плюхнулась на ступеньку, ощутив вдруг сильнейшее головокружение. Лицо Баро, освещенное огоньком свечи, качалось, уплывало… Юлия потянулась схватить его, поставить на место, чтоб не дразнил ее, но руки поймали пустоту, а раздраженный голос Баро послышался совсем с другой стороны:

— Что с ней? Она что, пила вино вместо зулы?

— Нет, воду, — послышался снизу ехидный голос, в котором Юлия узнала голос Эльжбеты, — всего лишь воду!

— Кто посмел… — выдохнул Баро, а потом разразился водопадом каких-то непонятных слов, верно, ругательств, уж больно яростно они звучали, словно били ее по голове. Это был не водопад, а камнепад какой-то, который утих не скоро — когда Баро проговорил: