Филиппа Грегори - Земные радости Страница 59

Герцог посмотрел на Традесканта и искренне произнес:

— Спасибо.

Тот улыбнулся. Основным недостатком огромных дворовых хозяйств была медлительность. Мясо подавали наполовину остывшим, охоту приходилось планировать за много дней, и она всегда начиналась с многочасовым опозданием. Ничего нельзя было сделать по мгновенной прихоти, все нужно было готовить заранее. Так что это был величайший талант Джона — раздобыть на конюшне лошадь, уже вычищенную и рвущуюся в путь.

— Ты сможешь скакать верхом? — с сомнением спросил Бекингем, оглядывая одолженные у кого-то штаны и сапоги Традесканта.

— Вас доставлю, не сомневайтесь, — заявил садовник.

Его лошадь пошла первой. Ровной рысью они выехали со двора, оставив холодное серебро луны по правую руку. Джон направился на запад в сторону Уолтем-Кросс.

За свое двадцатичетырехчасовое путешествие они поменяли лошадей два раза. В первый раз стучали в дверь гостиницы до тех пор, пока владелец с большой неохотой, узрев золото в руках Традесканта, не одолжил собственных лошадей. Во второй раз, когда они нигде не могли найти лошадей, то попросту украли их из конюшни. Джон оставил записку их владельцу, в которой утром тому предстояло прочесть, что он оказал большую услугу великому герцогу и может обратиться к нему за вознаграждением.

Бекингема веселила предприимчивость Традесканта.

— Клянусь богом, Джон, ты зря теряешь время в своих садах. Тебе надо быть по меньшей мере генералом.

Похвала заставила Традесканта улыбнуться.

— Я же пообещал, что доставлю вас, и я это сделаю, — просто сказал он.

Герцог кивнул.

— Теперь я никогда не буду путешествовать без тебя.

Уже светало, когда они, совсем измотанные, достигли поворота на парадный въезд в Теобальдс. Сверху вниз на них смотрели темные окна дворца. Джон поднял глаза туда, где большой эркер выступал из стены, как палуба полуюта на парусном судне. Сквозь щели в ставнях просачивался свет множества свечей.

— В покоях короля не спят, — сообщил Традескант. — Мне пойти первым?

— Иди и осмотрись, — велел Бекингем. — Если король спит, я вымоюсь и отдохну. Возможно, завтра меня ждет великий день.

Джон неуклюже сполз со своей лошади. Ткань одолженных штанов задубела от пота и крови, сочившейся из натертых седлом мозолей, и прилипла к коже бедер. Скривившись от боли, он на полусогнутых ногах заковылял к дому и поднялся по лестнице к королевским покоям. Солдат протянул пику и загородил вход.

— Джон Традескант, — проворчал садовник. — Я привез герцога. Дай пройти.

Солдат вытянулся по стойке «смирно», и Джон ступил в комнату. Там толпилось с полдюжины докторов и множество повивальных бабок и знахарок, которых призвали за их знание трав. В комнате царило веселье, пронизанное отчаянием. Кое-кто из придворных дремал в углах, некоторые играли в карты или пили. Все повернули головы, когда появился Джон, грязный и усталый после долгой дороги.

— Король не спит? — осведомился садовник. — Я доставил герцога.

Сначала казалось, что никто не может ответить. Все были настольно поглощены спорами о здоровье короля и ожиданиями его выздоровления, что за ним практически некому было ухаживать. Наконец один из докторов рысцой потрусил к спальне и заглянул внутрь.

— Не спит, — сообщил он. — Но не спокоен.

Джон кивнул и поспешил назад в холл. За его спиной засуетились придворные, готовясь к появлению величайшего фаворита из всех — Джорджа Вильерса.

Сам герцог тем временем сидел в кресле в холле с бокалом подогретого вина в руке, а перед ним на коленях стоял парнишка-слуга и вытирал грязь с его сапог.

— Король не спит, — коротко доложил Джон.

— Я поднимусь, — решил Бекингем. — Много там народу?

— Полно, — ответил Джон. — Но из важных лиц никого.

Усталой походкой герцог пошел к лестнице.

— Прикажи, чтобы мне приготовили постель, — бросил он через плечо. — И себе постели в моей спальне. Ты не должен отходить от меня ни на шаг, Джон. Ближайшие несколько дней я буду очень занят.

Традескант налил себе вина из фляги герцога и отправился выполнять его поручения.

Некоторые обитатели дома начали просыпаться, а многие и не ложились. Говорили, что король охотился, а потом почувствовал себя плохо. Вначале это была просто легкая лихорадка, и все понадеялись, что она скоро пройдет. Но озноб не отпускал, король бредил. Он боялся за свою жизнь, время от времени ему чудилось, что он снова в Шотландии и под одеждой у него холщовая хламида с толстой подбивкой, защищающая от ножа убийцы. Порой он просил прощения у своих врагов, которых судил по ложному обвинению, а потом вешал, топил или четвертовал. Бывало, Якову являлись ведьмы, и ему казалось, что они угрожают его жизни, — невинные старухи, которых он приказывал топить или душить. Иногда, и это было ужаснее всего, он обращался к своей матери, бедной Марии Шотландской, молил о прощении за то, что без единого слова утешения позволил ей взойти на плаху в замке Фотерингей, хотя она слала ему, горячо любимому сыну, письмо за письмом и никогда не забывала, каким он был в детстве.

— Король выздоровеет? — спросил Джон одну из служанок.

— Но это же всего-навсего лихорадка, — ответила она. — Почему бы ему не выздороветь?

Кивнув, Традескант пошел в спальню герцога. Холодный мартовский рассвет медленно превращал небо из черного в серое. На террасах лежала белая изморозь. Джон оперся локтями о подоконник и стал искать знакомые приметы Теобальдса, своего первого большого сада, который медленно проявлялся в тумане. Вдали виднелся застывший лес с голыми ветвями. А внизу, глубоко в промерзшей земле, жили луковицы нарциссов, посаженные Джоном для короля, который был уже стар, и для хозяина, который давно умер. Традескант задумался, как бы Сесил оценил герцога, восхищался бы им или презирал. Он стал размышлять, где сейчас Сесил, и решил, что в том благословенном последнем саду, где всегда цветут цветы. Джон ощущал глубокую нежность к хозяину, которого потерял, и к саду, который они оба так любили.

Вдруг дверь за его спиной открылась, на пороге показался Бекингем.

— Ради всего святого, закрой окно, Джон! — резко воскликнул он. — Холод собачий.

Джон подчинился.

— Поспи, — продолжал герцог. — А когда проснешься, отправляйся в Лондон и привези мою мать.

— Я могу поехать прямо сейчас, — предложил Джон.

— Отдохни, — остановил его герцог. — Поедешь после того, как проснешься и сможешь скакать верхом. Передашь ей мои слова, писать я ничего не буду.

Герцог пересек комнату и прошептал на ухо Джону: