Патриция Райс - Лунный свет Страница 59

Остин не вернулся к обеду, и Обри пообедала в одиночестве в своих покоях. – Ей следовало бы поискать иную компанию, чем ее мысли, но она поняла это слишком поздно. Каждая минута, каждое слово, которое было произнесено между ними, возвращались к ней с болезненной ясностью. Она по-прежнему ощущала вкус сидра и вишен, чувствовала теплый мускусный запах кожи Остина, ощущала его прикосновения так, словно он никогда не уходил.

Она не отказалась бы от этих воспоминаний за все деньги мира, хотя это и могло стоить ей больше, чем она могла себе позволить.

Обри улеглась в кровать, в тысячный раз, перебирая в уме их разговор. Она могла сказать так много, но разве что-то из этого могло изменить его сердце? Если бы она сказала ему, что любит его, сказала, что хочет его как мужа и никак иначе, привело бы это его к непреклонному решению отослать ее прочь?

Она боялась разлуки с ним, и эта мысль больше всех остальных не давала ей уснуть, заставляла лить слезы, струившиеся из глаз, но щекам утренними часами. Он научил ее, что значит любовь, но он не любил ее.

Остин не только не хочет иметь жену, он не хочет ее в жены. Так же, как от нее отказался отец, откажется и ее муж. Она не могла вынести этой чудовищной боли, и ее приглушенные рыдания поглощала подушка. У нее не было сил на большее.

В сумерках со стороны конюшен донесся шум, но она впала в прострацию и не могла встать, чтобы полюбопытствовать. Она не могла припомнить, слышала ли она, как Остин вернулся домой, но старалась не думать об этом. Сколько раз он не возвращался домой, проводя время в объятиях других женщин наподобие Бланш, занимаясь с ними любовью. Так же, как делал это с ней сегодня. Непостоянство мужчин заставило ее сердце сжаться в комок, и она накрылась подушкой, чтобы ничего не слышать.

Но после заката мучительные раздумья Обри привели ее в бешенство, которое не могло терпеть бездействия. Она поспешно облачилась в верховой костюм и проскользнула к конюшням.

К своему удивлению она увидела, что, похоже, большинство полевых и домашних работников только что ушли. На столе догорали свечи, у входа была разбросана солома. В стойлах не было ни одной рабочей лошади или мула, она не нашла ни Джейми, ни Джона, чтобы они помогли ей оседлать ее коня. Скакуна Остина, кажется, тоже не было.

С раздражением, к которому примешивалась немалая доля тревоги, Обри принялась сама седлать свою лошадь. Она проделывала это частенько, когда ей хотелось покататься, а ей запрещали. Где желание, там и возможность, и она быстро нашла возможность постичь нехитрую премудрость однажды летом от одного из грумов ее отца.

Тщательно проверив сбрую, она вывела Балерину к подножке и забралась в седло. Шестое чувство заставило ее поехать вниз по дороге к овчарне. После «случайностей» Остин нанял людей сторожить поля и патрулировать поместье по ночам. Ворота овчарни должны были быть заперты на висячий замок, но еще издали Обри увидела, что они открыты настежь.

Подозрение закралось в ее мысли, когда Обри заметила протоптанную по росяной траве тропинку в сторону каменоломни. Камень для аббатства добывался из этого карьера несколько веков назад, но в последние годы карьер не разрабатывался. Пустой подлесок скрывал от глаз уродливый шрам, но животные и любопытные протоптали тропинки через заросли сорняков, добираясь к грозному оврагу.

Когда она подъехала ближе, то смогла расслышать негромкие голоса, раздававшиеся в вечернем воздухе. Обри пустила лошадь легким галопом и даже с такого расстояния смогла разглядеть, что с задней стеной овчарни что-то неладно. Ее желудок болезненно сжался. Отсюда она могла видеть следы стада, могла слышать отдаленное блеяние, но ни одного из знакомых серых животных не попадалось на глаза.

Задняя стена овчарни лежала на траве, разбитая на куски, и Балерина осторожно засеменила ногами, пробираясь между камней. Плотная поросль скрывала от глаз каменоломню, но вытоптанные кусты, трава и грязная земля на пути от загона до подлеска вокруг каменоломни говорили о многом. Сжавшись от страшного предчувствия, Обри заставила лошадь идти дальше.

Ее кобыла фыркала и неохотно гарцевала по дороге к зарослям, и как бы на ее зов из темноты на своем коне появился Джон. Он выглядел встревоженным появлением Обри и отчаянными жестами просил ее остановиться.

– Нет, миледи. Не заходите туда. Возвращайтесь в дом, – умолял он, когда прочитал решимость в глазах графини.

– Мой муж там? – потребовала Обри.

– Его светлость приказал никого не пускать. Пожалуйста, миледи, вам там не место…

Обри проигнорировала его мольбу и поехала вдоль вытоптанной тропинки. Изгнанные из загона овцы не могли найти другого пути, хотя и топтали друг друга, следуя по нему. Клочья спутанной шерсти висели на колючих ветвях, и подлесок не устоял перед сотнями острых копыт. Дорога была совершенно пуста, когда она проехала по ней до открытого места впереди.

Сначала она почувствовала запах. К горлу подступила тошнота от ароматов, пропитавших влажный воздух. Заглушая запах гниющих деревьев, запах крови заполнил маленький лес; пахло смертью. Блеяние, которое она слышала раньше, теперь стало редким и раздавалось вдалеке. Овцы не славятся способностью к выживанию.

Несмотря на то, что внутренне Обри подготовилась к ужасному зрелищу, ее вырвало, когда она выехала на край обрыва. Джон, ехавший позади, ухватил за поводья ее лошадь, и Обри поспешно отступила назад.

Скалы внизу были усеяны телами разбившихся овец. Когда овцы оказались на краю обрыва, им не оставалось иного пути, кроме как вниз. Даже спрыгнувшие только на первый ряд валунов были растоптаны остатками стада, когда их собратья наваливались на них и прыгали, скользя и кувыркаясь, в зияющую пропасть. Люди бродили по травянистым пригоркам по краю каменоломни в поисках оставшихся в живых овец, но безуспешно.

На ближайшем пригорке на скорую руку соорудили загон, в котором содержали немногих уцелевших. Эти овцы молча стояли в успокоительной безопасности импровизированного загона, редкое блеяние доносилось от искалеченных животных внизу.

С пересохшим от волнения горлом Обри соскользнула с коня и осторожно подошла к краю обрыва. Она нигде не видела Остина, хотя и понимала, что он где-то рядом – люди явно избегали безнадежных поисков в каменоломне, получив приказ искать в более безопасных местах среди деревьев. Остин не послал бы своих людей рисковать жизнью в заваленном овцами карьере.

Из карьера по-прежнему доносилось жалобные призывы искалеченных животных. Вытащить хотя бы одну жизнь из груды мертвых овечьих туш стало навязчивой мыслью Обри. Все, чего она хотела – одну жизнь. Она не просила ничего, кроме спасения всего одной жизни.