Джорджетт Хейер - Тени былого Страница 59

– Чтобы тебя, Фан, повесили за болтовню! – перебил Руперт. – Как ты оказалась в Эйвоне?

– Эйвоне, Руперт? Право же, я там почти год не была, хотя на днях совсем было собралась навестить мою дорогую Дженнифер, но не смогла. Из-за раута леди Фаунтейн. Нельзя же было уехать…

– Дьявол забери леди Фаунтейн! Где кузина?

– Дома, Руперт, где же еще?

– Как! Неужели с Эдвардом?

Фанни энергично закивала.

– Он как раз в настроении для ее общества, – прожурчал герцог.

– Да нет, – задумчиво произнесла Фанни. – Он, конечно, в бешенстве! Так о чем я?

– Пока ни о чем, моя дорогая. Мы, затаив дыхание, ждем.

– Джастин, какой ты несносный! Ах да, Гарриет! Она прибывает в Лондон под опекой Гастона и чуть не испускает дух в моих объятиях. Бормочет какой-то вздор и обливает слезами мое платье из серебряной тафты, а под конец протягивает твое письмо, Джастин. И клянется, что во Францию не поедет, что бы ты ни сделал. Тут я выслушала, как ей становится дурно даже при одном взгляде на море. Ах, уверяю тебя, я с ней совсем измучилась. Стонет только про какое-то похищение, бегство и что шляпу Руперта нашли на Длинном лугу у самой опушки, а какой-то человек явился требовать лошадь, и ты, Джастин, уехал в Саутгемптон. Просто нитки без канвы! И от Гастона я ничего толком не добилась… Право, Джастин, почему ты взял в камердинеры такого болвана? Ну, и все кончилось тем, что я решила поехать, посмотреть сама и понять, что происходит. И не угодно ли – Эдвард говорит, что я не должна ехать! И я подумала: право, до чего мы дошли! И когда он ушел к Уайту… нет, в «Какаовое дерево» – я вспомнила, потому что он должен был там встретиться с сэром Джоном Коттоном, – я приказала Рейчел уложить мне сундуки и отправилась с Гастоном к вам. Me voici[121], как сказала бы Леони.

– Voyons! – У Леони заискрились глаза. – По-моему, мадам, вы отлично придумали! И вы поедете в Париж? Монсеньор говорит, что я должна буду сделать реверанс высшему свету и ездить на балы. Пожалуйста, поедемте, мадам.

– Конечно, я поеду, любовь моя. Именно об этом я и тосковала. Прелесть моя, на улице Рояль есть модистка… такие обворожительно-модные шляпы! О, я проучу Эдварда!

– Эдвард, – заметил герцог, – несомненно, последует за тобой, жаждя моей крови. Нам следует дождаться его.

– Милый Эдвард! – вздохнула миледи. – Я так надеюсь, что он приедет, ну конечно же он приедет. А теперь, во имя всего святого, рассказывайте! Иначе я умру от любопытства.

И Леони с Рупертом принялись наперебой рассказывать о своих приключениях благодарнейшей слушательнице. Фанни перебивала их уместней-шими восклицаниями, а когда услышала, как Ру-перт чудом избежал смерти, бросилась к нему и обняла прежде, чем он успел уклониться. Под конец же она уставилась в изумлении на его светлость и рассмеялась.

Герцог ответил ей улыбкой.

– Невольно чувствуешь себя пожилой, моя дорогая? Увы!

– Ничего подобного! – Миледи обмахнулась веером. – От скуки я чувствовала себя столетней старухой, но это похищение и погоня – ничего более сумасшедшего я в жизни не слыхивала! – возвращает меня к дням моей юности, ну, право же, Джастин, ты должен был бы разрезать его шпагой на куски, этого негодяя!

– Так думаю и я! – вмешалась Леони. – Я хотела, чтобы он очень пожалел, мадам. Такая дерзость!

– Совершенно с тобой согласна, душенька, но, если ты и правда облила его кофе, бьюсь об заклад, он уже пожалел. Какая ты проказница, деточка! Но даю клятву, я завидую твоей смелости. Сен-Вир? Да, я его хорошо помню. Шевелюра, способная запалить шесть стогов, и препротивнейшие глаза. Но для чего он это сделал, душка?

– Не знаю, – ответила Леони. – А монсеньер не хочет сказать.

–А, так ты знаешь, Джастин? Я могла бы и сама догадаться! Значит, ты ведешь какую-то дьявольскую игру. – Миледи закрыла веер с громким щелчком. – Да, мне пора вмешаться! Я не допущу, чтобы твои сумасшедшие замыслы, Джастин, подвергали опасности милое дитя. Мой ангелочек, я дрожу при одной мысли о том, что могло бы с тобой случиться!

– Твои опасения за безопасность моей воспитанницы, Фанни, очаровательны, но, думается, я сумею ее защитить.

– Еще бы! – сказала Леони. – Разве я не принадлежу ему? – Она положила руку на локоть его светлости, посмотрела ему в глаза и улыбнулась.

Миледи взглянула на них и прищурилась. На лице Руперта она поймала многозначительную ухмылку и внезапно вскочила, говоря, что ей надо присмотреть, как разместят ее багаж.

– Ей-богу, в гостиницу его не втиснуть! – засмеялся Руперт. – А где ты будешь спать, Фан?

– Пусть хоть на чердаке! – объявила миледи. – Или в конюшне! Что может быть более подобающим в такой истории?

– Мне кажется, нет нужды подвергать тебя такому испытанию, – сказал герцог. – Гастон перенесет мои вещи в комнату Руперта, а ты расположишься в моей.

– Милый, это будет превосходно! Ты не покажешь мне дорогу, Леони? Право же, дитя, ты с каждым днем становишься прелестней! – Она обняла Леони за талию, и они вышли.

– Черт! Хорошенький клубок! – заметил Руперт, едва дверь закрылась за дамами. – Фан в дьявольски хорошем настроении, но – Господи! – неужели она поедет с нами?

– Полагаю, у достойнейшего Эдварда найдется что сказать по этому поводу, – ответил Эйвон.

– Не понимаю, как Фанни могла выбрать такого сухаря и почему ты ей потворствовал! – сказал Руперт.

– Мой милый мальчик, я ей потворствовал потому, что он достаточно сух, чтобы немножко ее отрезвить. И у него есть деньги.

– Да, конечно, но, ей-богу, от него молоко скиснет, если он над ним улыбнется! А одну Фанни ты пригласишь?

– Пожалуй, – сказал Эйвон. – Лучшей хозяйки для светских приемов мне не найти.

Руперт уставился на него.

– Ты намерен давать рауты и балы?

– На самую широкую ногу, Руперт. Весьма утомительно, но долг опекуна Леони меня обязывает.

Руперт выпрямился в кресле и сказал энергично:

– Можешь рассчитывать на мое присутствие до конца сезона, Джастин.

– Естественно, я весьма польщен! – Его светлость поклонился.

– Но… но ты позволишь мне быть твоим гостем? – спросил Руперт.

– Ты украсишь мое бедное жилище, – протянул Эйвон. – Да, дитя мое, можешь присоединиться к нашему маленькому обществу – с условием, что будешь вести себя с надлежащей осмотрительностью и воздержишься от того, чтобы отплатить моему дражайшему другу его собственной монетой.

– Как? Я не смогу его вызвать? – воскликнул Руперт.

– Так грубо! – вздохнул его светлость. – Можешь предоставить его моему… э… милосердию с чистой совестью.

– Бедняга! – сказал Руперт с чувством, поглядел в глаза брату и перестал улыбаться. – Боже мой, Джастин, неужели ты так его ненавидишь?