Лариса Шкатула - Дар юной княжны Страница 59

Если другие чувствовали тревогу, то поручик ощущал досаду. Герасим обнялся с Катериной, у Аренского — сын, а ему почему-то нельзя показывать свои чувства к любимой девушке! Сидит возле плеча — такая худенькая, беззащитная. Да если б нужно было, Вадим для неё сердце из груди вырвал! У него даже горло перехватило от сострадания: бедная девочка, несладко ей приходится!

Аренский судорожно прижимал к себе Альку, чувствуя себя обреченным. Так ему казалось. Предчувствие несчастья вообще преследовало его. Он постоянно ждал от жизни какой-нибудь пакости и, надо сказать, дожидался. Как сказал бы военврач Николай Астахов: "Болезнь любая норовит вселиться в того, кто больше всех её боится!"

Его бывшую жену Изольду это раздражало. Глядя на его мучения, она приговаривала: "Какой ты пасмурный человек, Аренский! Когда я с тобой рядом, мне кажется, что все время идет дождь. Ты — как большая черная туча — постоянно закрываешь собой солнце!"

Сама Изольда была веселой и беспечной, легкой и светлой, как солнечный зайчик. Так зайчиком она и ускакала из его жизни. Хорошо, хоть Альку оставила. Теперь Василий Ильич мучился предчувствием своей скорой гибели. Он не столько боялся смерти, сколько тревожился за Альку: "Как он будет без меня? Совсем ещё ребенок, без отца, без матери!"

Аренскому хотелось поговорить об этом с товарищами, мол, ежели чего, пусть об Альке позаботятся. Ольга-то сама девчонка еще, другое дело Герасим с Катериной. Но он боялся, что они его высмеют, как бывшая жена, и его опасений слушать ни станут.

— Алька, — не выдержав, заговорил он тихо. — Ты, если что, Герасима держись. У него, слышь-ка, домик свой в Мариуполе. Мать вроде ещё не старая, присмотрит.

— Что ты такое говоришь! — возмутился Алька, — совсем, как его мать, даже интонации похожи. — Никуда я от тебя не уйду. Герасим… Отца у меня своего нет, что ли?.. Небось, опять плохое предчувствуешь?

— Ладно, не обращай внимания, — Аренский похмыкал. — Конечно, тревожусь я за тебя. Такое время, — не знаешь, что завтра с нами будет.

— Давай лучше отдыхать станем, — предложил Алька. — Мой полушубок под голову, а твоим пальто укроемся.

— А и правда, — услышал его Герасим. — Чего это мы раньше смерти умирать собрались? Утро вечера мудренее. Один кожух под голову, другим укрываться. Отдохнем, а там — посмотрим.

Катерина заметила нерешительность Ольги и пошутила:

— Да не съест он тебя! Ох уж эти аристократы, друг друга боятся!

— Катя! — попеняла подруге Ольга. — Перестань!

И только Зацепин стал молча расстилать свой полушубок, хотя внутри у него все пело: любимая будет спать рядом! Перед этим событием померкли все прочие страхи, — что их ждет завтра, доживут ли они до вечера. "Хоть одна ночь, да моя!" Так бесшабашно рассудил он, но единственное, на что смог решиться — осторожно придвинулся к устроившейся у стены Ольге.

За окном светало, а артисты ещё спали, когда в тишине раздался крик Ольги:

— Спа-си-те-е!

Проснулись все, кроме Альки, спавшего по-детски крепко, и самой Ольги, которой снился страшный сон. Ей снилось то же, что и привиделось днем, только с большим числом подробностей: Шрайбера убивали, но теперь Ольга видела его убийцу. Странная радость была написана на лице этого молодого длинноволосого человека. Как если бы он не убивал Гельмута, а даровал ему жизнь.

— Оля, Оленька, проснись! — потряс её за плечо Зацепин. Ольга проснулась, и глаза её, остановившись на знакомых лицах, потеряли испуганное затравленное выражение, но тут же опять беспокойство охватило ее:

— Идут! Они уже идут!

Будто в ответ на её слова прогремел засов, дверь открылась, и в камеру ввалилось сразу несколько человек, одетых кто во что.

— Кого это тут немцы арестовали? — спросил один из них, в мундире без знаков отличия.

— Всякой твари — по паре, — глубокомысленно заметил другой, в казацкой черкеске.

— Что нам с ними делать: отпустить или выяснить, за что арестованы? Немцы — народ дотошный, просто так не сажают.

— Отпустите нас, пожалуйста, — не выдержав напряжения, выступил вперед Аренский. — Мы ничего плохого не сделали. Мы — просто цирковые артисты, которые зарабатывают себе на жизнь выступлениями…

Договорить он не успел. В камеру ворвался тот самый длинноволосый из Ольгиного сна. Револьвер прыгал в его дрожащей руке. На отрешенном лице блуждала улыбка юродивого. Вошедшие до него поспешно расступились.

— Опять Мишку разбирает, — прошептал кто-то.

— Это он! — закричал длинноволосый. — Переодетый офицер!

— Вы ошибаетесь, — попытался протестовать Василий.

— Миша никогда не ошибается! Я вас — золотопогонников — в любом виде чувствую! — длинноволосый взвел курок, и никто из присутствующих не успел опомниться, как он выпустил всю обойму в несчастного Аренского.

— Пап-ка-а! — страшным голосом закричал Алька. Убийца отшатнулся. Герасим подхватил обмякшее тело директора труппы. Ольга в ужасе спрятала лицо на груди Вадима.

— Кат! — закричала Катерина и тигрицей бросилась к длинноволосому. — Убивец!

Она расцарапала в кровь его лицо и стала трясти, ударяя головой об стену.

Убийца не сопротивлялся, обмякший, как шар, из которого выпустили воздух.

— Что здесь происходит? — раздался чей-то властный голос.

У дверей камеры стоял небольшого роста человек с землисто-желтым лицом, маленькими черными глазами и тоже длинными, до плеч, волосами.

"Где я его видела?" — мучилась, пытаясь вспомнить Ольга.

— Да вот, батька, — виновато сказал человек в мундире. — На Мишку опять накатило, все ему переодетые офицеры мерещатся. Грохнул одного из тех, что в камере сидели. А тот сказывал, будто циркачи.

— Революция без жертв не обходится, — философски заметил человек, которого называли батькой. — Несчастный случай. Если и вправду артисты, мы свое революционное извинение принесем. Загладим, так сказать, вину.

Ольга не верила своим ушам.

— Как же её можно загладить, если человека нет?

— Все мы — смертные, — батька бесцеремонно оглядел девушку с ног до головы. — Как, говорите, загладим?.. Ваше имя, куда направляетесь?

— Наталья Соловьева, цирковая артистка. А направляемся мы в Мариуполь.

— Загладим мы вину тем, господа артисты, что до Мариуполя дадим вам провожатых. У вас один товарищ погиб? Зато другие останутся целы, что без нашей помощи вряд ли случится… Да, а Мишку к знахарке отвезите, на хутор. Пусть травами отпоит, а то эдак скоро на своих начнет кидаться!

Он хотел погладить по голове безутешно рыдающего Альку, но, встретив его сумасшедший взгляд, на полпути отдернул руку.