Бренда Джойс - Скандальная любовь Страница 6

Клейборо разделся. Он все еще находился под сильным впечатлением от ее оригинальности. В который раз он вообразил ее скачущей на лошади, обнаженную в своей постели и, наконец, отдающуюся ему с необузданной цыганской страстью. Не в его характере было предаваться мечтаниям, да, пожалуй, такого с ним никогда и не случалось.

Не оригинальной она была, а дерзкой и безрассудной. Он знал и глубоко уважал графа Драгмора. Николас Шелтон был очень похож на него, такой же твердый и знающий работник, умный бизнесмен. Может, она его невестка? Или кузина?

Совершенно очевидно, что она замужем, так как она не юная мисс, а ее смелые манеры, особенно появление в таком костюме без сопровождения, только подтверждают его предположение. Он привык иметь дело с замужними женщинами, они бросались к его ногам и делали решительно все, чтобы попасть к нему в постель. Герцог вел весьма спокойный образ жизни, не предавался излишествам и азартным играм, не швырялся деньгами, и лишь от красивой женщины он был не в силах отказаться. Правда, инициаторами в подобных делах, как правило, были сами женщины. Постоянная любовница быстро ему надоедала, и тогда он менял ее на новую. О нем сложилось мнение в свете как о грубом бабнике, но ему это было безразлично.

Вдруг ему пришло в голову, что из леди Шелтон может получиться отличная любовница. Совсем не зная ее, он чувствовал это. Леди Шелтон интересовала его не на одну или две ночи, а на длительный срок.

Герцогиня Дауэйджер тоже любила вставать очень рано. Изабель де Варенн Брекстон-Лоувел приобрела эту лакейскую привычку в первые годы своего замужества, когда Френсис, после смерти седьмого герцога, вступил во владение наследством. Очень скоро она поняла, что ее муж не намеревается оставлять распутный образ жизни. Когда же счета накопились в чудовищном количестве, она наняла грамотного финансиста для определения истинного положения дел. Сделанный им вывод, что имение приходит в упадок, явился для нее тяжелым ударом. Но беда одна не ходит. Изабель поняла, что брак ее оказался неудачным. Кому-то нужно было управлять огромным герцогством. И этим кем-то стала Изабель. И чем больше времени она уделяла этой работе, тем больше она озлоблялась на Френсиса.

Было несколько минут седьмого, но Вудворд уже наливал ей чай из посеребренного чайника, который принадлежал бывшим владельцам Чепмен-Холла и был так же стар и истерт, как дубовые полы в доме. Никто из знакомых герцогини Дауэйджер не пил чай из серебряной посуды с чернью.

Несмотря на ранний час, она была одета в элегантный дневной ансамбль голубого цвета: платье, подчеркивающее ее очень тонкую талию, собранное сзади и складку, с подолом в форме колокола и широкими рукавами, отделанными мутоновыми лапками. Хоть ей было пятьдесят четыре года, она обладала фигурой двадцатилетней женщины и следила за ней очень внимательно. Лицо у нее было гладкое и ухоженное. Лишь крохотные морщинки в уголках живых голубых глаз да характерные линии вокруг рта могли выдать ее возраст. Безупречный овал патрицианского лица свидетельствовал о том, что она еще не скоро увянет. Она умела сохранить многое от былой красоты и оставалась очень привлекательной.

Сапфировые клипсы и бриллиантовый браслет с сапфирами удивительной красоты гармонировал с голубым шелком платья. На правой руке красовалось кольцо с большим сапфиром и двумя маленькими рубинами по краям. Изабель не носила обручальных колец. Она легко вздохнула, сняв их после смерти мужа.

— Я так и думал, что ты уже встала, — сказал герцог, входя в комнату. На нем были плотно облегающие бедра бриджи, сапоги и свободная белая рубашка. — Доброе утро, мама. — Он подошел и поцеловал мать.

— Доброе утро, — ответила она.

Герцог сел рядом с ней за большой исцарапанный стол красного дерева. Мать внимательно смотрела на сына, и огромная гордость за него охватила ее. Он был ее единственным ребенком, которого она родила довольно поздно, после семи лет замужества, когда ей исполнилось уже двадцать четыре года.

Все в нем восхищало ее: благородные манеры, мужественный взгляд, умение держаться с достоинством и гордая осанка. Любая мать могла бы ей позавидовать. Насколько честен и прям был ее сын, настолько же слаб и безответствен его отец. И еще ей всегда было немного печально оттого, что в ее сыне до сих пор проглядывал угрюмый маленький мальчик, у которого никогда не было детства.

— Я осмелюсь спросить, — сказал герцог, в то время когда Вудворд наливал густой черный кофе, — почему ты приехала?

На вопрос она ответила вопросом:

— Как прошел вчерашний бал?

— Как обычно, жуткая скука. — Герцог ухмыльнулся.

Она смотрела на сына и думала, что бы могла означать эта легкая ухмылка на его лице. Затем она поблагодарила Вудворда и отпустила его.

— Меня беспокоит Элизабет, Хэдриан.

Это было имя его невесты. Какое-то время Хэдриан молчал.

— Что-нибудь случилось?

— Тебе бы не пришлось задавать этот вопрос, проводи ты с ней немного больше времени, — мягко ответила Изабель.

— Видишь ли, мама, тебе, как никому другому, известно, что имение само по себе без управления существовать не может.

— Я-то знаю. Да вот ваши дороги все реже и реже пересекаются. И еще мне известно, что ее это очень беспокоит.

Взгляд герцога стал жестким.

— Значит, я плохой, — наконец произнес он, — я не стал бы причинять ей огорчения преднамеренно. Ведь в Лондоне она ведет такую бурную светскую жизнь. Он был уверен, что она счастлива. Мне даже в голову не приходило, что она может скучать… э… по мне!

— Конечно, ей хорошо в Лондоне и она счастлива. Но ведь вы же обручены. Через несколько месяцев вы поженитесь. Об этом уже все говорят.

— Ты из-за этого сюда приехала?

— Нет. Я с ней встречалась позавчера, Хэдриан. И хотя она притворяется, будто все идет как нужно, совершенно очевидно, что ей плохо.

— Она больна?

— Боюсь, что да. Она очень бледна и сильно похудела. Я не выдержала и спросила ее прямо, что с ней. Но ты же знаешь Элизабет, она всегда боится быть кому-либо в тягость. Прости ее, Господи, мне пришлось чуть ли не силой вытягивать из нее слова. Наконец она мне призналась, что последнее время сильно устает. И хоть аппетит у нее хороший, с каждым днем так, что приходится перешивать платья. Я пыталась уговорить ее обратиться к доктору, но она только смеется и говорит, что все пройдет и так.

— Мама, если бы все было так плохо, как ты говоришь, она, я думаю, сама обратилась бы к доктору. Но тем не менее, как только я здесь закончу дела, а это случится через одну-две недели, то приеду в Лондон и и сам во всем разберусь. И будь уверена, если понадобится лечение, она его получит.