Юрий Татаринов - Посланник Аллаха Страница 6

— Ты пришел работать или умирать? — наконец прямо спросил он.

Кундуз ответил:

— Работать, мой господин, пока достанет сил.

«Так-то оно лучше», — усмехнулся про себя пан Ибрагим и, встав с кресла, стал мерять шагами зал...

Странная симпатия к гостю с первой же минуты, как только он увидел его, все разрасталась в нем. Кундуз чем-то привораживал. Пан Ибрагим угадывал в характере гостя смирение и одновременно волю. «Такой не подведет», — уверенно подумал хозяин Ловчиц. И тут же решил: «А почему бы не взять! Одним человеком больше, одним меньше — какая разница! В конце концов рассчитаю, если не станет справляться!..» Его подкупала и лаконичная, складная речь старика. «Будет с кем покалякать в скучные зимние вечера», — подумал пан Ибрагим. Но сразу, по своему обыкновению, не стал признаваться в своем решении. Желая еще попытать гостя, он неожиданно засмеялся.

— Ну ты и фрукт, братец! — фамильярно заметил он. — Всех моих дворовых переполошил! Дочка чуть от страха не померла! Прибежала давеча вся в слезах, бледная, растрепанная, кричит: «Посмотрел на меня — и бух, как сноп, сбитый ветром!..» Ты мне, братец, эти свои штучки со всякими там вздохами да ахами брось! Я, знаешь, не люблю этого! У меня люди если работают, то в обмороки не падают! Если возьму, то чтобы никаких болезней и жалоб! Или работать, или сразу прочь со двора!..

Пан Ибрагим еще не сказал «да», а уже толковал об обязанностях и поведении. Было очевидно, что он не прочь взять пришельца на работу, но, как человек крайне осторожный, сначала хотел внушить, что не намерен делать для него поблажек.

Сидя в кресле, Кундуз с выражением смущения смотрел себе под ноги — кажется, искренне переживал из-за доставленных волнений.

Тем временем пан Ибрагим продолжал:

— Кормить буду, как генерала. И одену. Только, чур, не срами меня. Знай себе, работай. А будешь хандрить — уволю!.. Итак, я согласен. Беру тебя в пастухи. Если станешь служить честно, то на будущий год подарю тебе дом и корову. Тогда, если захочешь, и приженю на какой-нибудь вдовушке. У меня с этим быстро... Ну, вот и все, братец. Согласен?

Гость поспешил ответить:

— Ваше предложение — лучшее, о чем только можно мечтать!

— Еще бы! — пан Ибрагим вдруг засмеялся. — Скажи спасибо, что я сегодня добрый. А то приказал бы мужикам — свезли бы тебя подальше, да еще и всыпали бы за то, что потревожил пана!.. Уж очень я на тебя рассердился давеча, когда ты испугал мою дочь!

— Обещаю, хозяин, служить верой и правдой, — сказал Кундуз. — И молиться обещаю за вас.

— Это можешь, — опять перейдя на иронический тон, ответил пан. — Молись, братец. Чтоб только пользу твои молитвы давали!.. Вижу, ты ревностный слуга Божий. Это хорошо! Может, и грехов не имеешь? — и вдруг вздохнул, сказал с нескрываемой болью: — А вот у меня грехов... Ты даже не представляешь!.. — остановившись, он устремил взгляд куда-то в угол. При этом лицо его из смуглого сделалось темным. — Отчаянный и окаянный я человек! — продолжал он. — И в силу этого не в любимчиках у Аллаха! Грешу в Ловчицах, грешу в других местах. Делаю больно людям! Сколько семейств разорил!.. Мне бы остепениться! Да не из тех я кровей, чтобы степенным быть! Богу не молюсь! Забыл уж, когда в мечети бывал! Мне уж и стыдно появляться там! Мулла издали увидит — кричит: «Ты, пан Ибрагим, грешник из грешников!» Вот только теперь, под старость, как будто задумываться начал, пробудились и стыд, и боязнь... Замыслил я, братец, мечеть в Ловчицах ставить. Ведь надо же когда-то долги возвращать!..

Высказавшись, по своему обыкновению, одним духом, пан Ибрагим притих, задумался.

Между тем Кундуз, слушая его, радовался. Он угадывал, что хозяин еще не растратил остатки совести, что в душе бедняги еще есть почва, на которой можно взрастить плоды любви и смирения. А потому ответил так:

— Коли веруете, хозяин, коли еще надеетесь на Бога нашего, значит будет и мир в душе вашей, даже если прошлые грехи ваши расплодились в рой. Надо только успеть признаться Богу в грехах, покаяться, — сказав сие, он вдруг спросил: — Не собираетесь ли, хозяин, в Мекку? Хадж избавил бы вас от ядовитых нашептываний шайтана.

— В Мекку, говоришь? — пан Ибрагим, который возобновил было свое движение по залу, опять остановился, с удивлением воззрился на гостя. — Откуда ты знаешь, братец, о моих сокровенных помыслах? Кто тебе сказал?..

— Вы сами, хозяин, когда заговорили про стыд... Хотя Мекка и не лечит все раны, но, посетив ее и увидев Эсвад, вделанный в стену Каабы, вы обязательно задумаетесь о вечном, о том, что каждый приходит на землю, чтобы испытать боль. От хорошей жизни умирают только неисправимые грешники. Даже Аллах не в силах помочь таким. Человек, такова уж его особенность, должен испытать боль, душевное потрясение — и при этом остаться верным своему Богу и своей любви к Нему. Это и называется «праведной жизнью». Неверный, мечущийся, как зверь, уйдет в суете, без покаяния. Ибо такому покаяние не нужно. Но тому, кто посетит Мекку и увидит мраморную гробницу пророка, светит очищение и бессмертие души. Такого человека загробный суд не испугает. Уйти из жизни очищенным, смиренным, милосердным — вот то, что всего лишь надо человеку! Своею смертью такой направит к праведной жизни десятки, даже сотни доселе заблуждавшихся... Так что ваша задумка посетить Мекку, хозяин, — это начало пути к очищению. Осталось только проделать этот путь.

Пан Ибрагим не ответил. Он не ожидал подобной речи от какого-то нищего. Только теперь он по-настоящему обрадовался, что согласился взять этого человека. «Не иначе как Бог ходатайствует за него!..» — подумал хозяин Ловчиц. Было что-то необыкновенное в Кундузе, какая-то магия, сила, заставляющая не просто верить ему, но и поддаваться его воле.

Не желая портить впечатление, которое произвел на него гость, пан Ибрагим взял со стола колокольчик и позвонил — пора было определить нового работника на службу...

Глава 4. Чудеса

После разговора с хозяином гостя проводили в небольшой домик — пристройку к коровнику. Там новоиспеченный пастух должен был жить.

Уже на следующее утро Кундуз отправился на работу...

Ему доверили пасти дойных коров. Стадо было немалым, сто голов. Труд пастуха, как известно, требует выносливости, смекалки и большого терпения. Пан Ибрагим понимал, что для старика это нелегкая работа. Но выбора не было. Хозяин взял работника туда, где нужны были руки...

Прошла неделя. Пан Ибрагим каждое утро справлялся про нового пастуха. Хвала Аллаху, у того все шло хорошо: старик не жаловался, и плохого про него никто не говорил. Сие удивляло и даже беспокоило пана. За эти дни в нем успело поселиться чувство уважения к Кундузу. Хозяин Ловчиц уже жалел, что поручил новичку такую тяжелую и неблагодарную работу. «Не сбежал бы», — с некоторых пор начал опасаться он. За уважительным отношением в нем вскоре пробудилось чувство ревности. Пан Ибрагим, погрязший в делах умножения своего капитала и все более забывавший о душе, стал желать новой беседы с Кундузом... Действительно, что за жизнь была у хозяина Ловчиц? Разорить конкурента, скупить побольше земли — вот чуть ли не единственные заботы, которые тешили его. Кундуз говорил о другой жизни. По крайней мере та встреча с ним заставила пана Ибрагима вспомнить о годах своей юности, когда идеалами его являлись честь и совесть. Тот разговор напомнил несчастному и про жену, которую он сжил со свету. Когда жены не стало, бедняга, желая освободиться от постоянно мучившей его мысли о ней, стал работать как одержимый. И вскоре он вовсе забыл о высоких принципах. Даже вера с годами начала представляться ему не более, чем сводом законов, исполнение которых вдобавок являлось необязательным... Сказав всего несколько слов, Кундуз пробудил в душе пана давно затихшие струны, звучание которых неожиданно одарило хозяина Ловчиц надеждой. Все вокруг вдруг увиделось ему мелким, не стоящим особых забот. Оказывается, все это время он жил не так, слишком много энергии тратил на пустое, бессмысленное...