Эльза Вернер - По следам Страница 6

Лесная «поэзия» действительно сыграла скверную шутку с элегантным дорожным костюмом барона. Светлые брюки носили явные следы сырой и местами болотистой почвы, с которой владелец майората несколько раз спотыкаясь приходил в невольное соприкосновение; колючие кустарники, сквозь которые ему приходилось продираться, также не пощадили его сюртука, сделав большую дыру на правом рукаве. Только теперь сознал он всю глубину своего несчастья и ужаснулся.

— Мой сундук! Где мой сундук? — с отчаянием повторял он. — Проклятый кучер наверно не смотрел за ним; его, может быть, украли, а у меня здесь ничего нет, кроме испорченных брюк и разорванного рукава! Где хозяин? Я хочу послать кого-нибудь за сундуком, он мне необходим!

Зебальд старался успокоить его, объясняя, что кучер не мог не опоздать, так как ему надо было еще починить сломанный экипаж, но фон Бэлов не хотел ничего слышать. Его выводила из себя мысль, что весь его гардероб пропал и он не может переодеться. Позвав хозяина, он потребовал человека, которого мог бы послать за сундуком, и комнату, где можно было бы немного привести в порядок костюм.

К счастью и то, и другое оказались налицо. Хозяин, радуясь неожиданному посетителю, быстро побежал вверх по лестнице, чтобы привести в порядок последнюю из свободных комнат; фон Бэлов последовал за ним, не обращая больше внимания на Зебальда, который горел нетерпением продолжать разговор. Снизу было слышно, как владелец майората принялся рассказывать хозяину с начала всю историю своего падения, со всеми подробностями. Тогда Зебальд вернулся в сад, где его помощник делал вид, будто убирает со стола.

— Галлер, он у меня в руках! — заявил начальник торжественным шепотом.

— Опять подозрительный? — спросил Галлер, скромно державшийся в отдалении, но слышавший весь их разговор.

— Вернее сказать — самый подозрительный! Это без сомнения — тот самый сообщник, которого все ожидают и о прибытии которого так настойчиво осведомляются. Слышите, он также собирается в пасторат!

— Но он хочет сперва принарядиться, а для заговора в этом нет никакой надобности. Господин Зебальд, этот молодой человек совершенно не опасен: он без умолка болтает о сломанной коляске, о новом помощнике управляющего, о какой-то проклятой лесной поэзии, так что ничего нельзя понять; но никакого вреда от него не будет, для этого он слишком глуп.

Зебальд только пожал плечами, как всегда делал, когда помощник позволял себе не соглашаться с ним.

— Давно уже стараюсь я, Галлер, подготовить вас к высшей должности, а вы все дальше азов не двигаетесь; у вас нет ни малейшей способности соображать и делать выводы. Разве вы не видите, что так намеренно подчеркиваемая глупость — только маска? Уверяю вас, этот молодой человек, умеющий так прекрасно играть комедию, очень опасен, гораздо опаснее того, который хотел надуть нас своим штатским платьем, тогда как каждое его слово, каждое движение выдает в нем солдата. Впрочем опаснее всех эта Валеска Блюм, к которой они оба стремятся и которая по-видимому собирает в пасторате целый конгресс заговорщиков.

— Но ведь это — дама! — возразил Галлер, — и совсем молодая!

— Именно такие всего опаснее; вспомните Россию! Какую роль играют там женщины в заговорах! В их руках — все! Но довольно об этом; теперь нам необходимо предпринять рекогносцировку вокруг пастората, чего бы это ни стоило. Мне надо послать донесение его превосходительству, и я желал бы сообщить ему какой-нибудь осязательный результат. Итак, мы отправляемся в ту сторону на прогулку; берите с собой книгу и складной стул; может быть, нам удастся еще что либо заметить.

Через пять минуть Зебальд, с огромным зонтиком в руках, с биноклем на перекинутом через плечо ремне, направлялся к озеру с таким мирным видом, как будто действительно намеревался любоваться красотою ландшафта. За ним, с книгой и складным стулом, следовал Галлер; казалось, оба искали только подходящего места, чтобы присесть отдохнуть.

Маленький домик пастора, со своими зелеными ставнями и светлыми окошечками, смотрел так приветливо, что казалось совершенно невозможным допустить, чтобы в нем мог найти приют мрачный, кровавый заговор. С передней стороны к нему нельзя было безопасно подойти, так как неприятельская рекогносцировка тотчас была бы замечена; но с противоположной стороны дом примыкал к кладбищу, на которое можно было проникнуть, не возбуждая подозрений.

Зебальд с товарищем так и сделал; они принялись с большим интересом рассматривать могилы, читая все надписи, и все ближе подходили к той части каменной ограды, которая прилегала к дому пастора и была закрыта кустами бузины. Как раз над ними находилось открытое окно, сквозь которое можно было видеть маленькую, просто убранную комнатку, предназначенную по-видимому для приезжих, так как на маленьком столике стоял изящный ручной чемодан.

В комнате никого не было, но ключ в замке неожиданно щелкнул, и дверь отворилась. Зебальд, сделав знак товарищу, вместе с ним неслышно скользнул под бузиновый куст. Хотя им ничего не было видно, но они могли слышать все, что говорилось в комнате. Очевидно вошедшие убедились, что на кладбище никого нет, так как начали спокойно разговаривать около самого окна, оставив его открытым, и спрятавшиеся под бузиной могли отчетливо слышать каждое слово.

— Это совершенно бесполезно, Варнштедт, — произнес кто-то приятным, звучным голосом. — Все, что вы мне теперь говорите, я давно обдумал и решился не медлить более; все мирные средства исчерпаны, и нам остается только действовать насилием, если мы вообще намерены достигнуть цели.

— Но неужели нет другого выхода? — ответил другой голос, по которому подслушивавшие тотчас узнали неизвестного господина, остановившегося в гостинице; но теперь он говорил не так резко и отрывисто, а даже с оттенком почтительности. — Откровенно признаюсь, я испугался, когда получил ваше письмо, вызывавшее меня сюда, и узнал его содержание. Я все еще надеялся, что временная — хотя бы и притворная — покорность, спокойное выжидание…

— Выжидание? — с внезапной горячностью перебил первый. — Мы, кажется, довольно долго ждали, так долго, что нельзя больше терять ни одного дня. Герцог так спешит переговорами с королевским двором, что нам не остается иного выбора, и мы должны предупредить его, чего бы это ни стоило. Хотят довести меня до крайности, вот и увидят всю прелесть этой крайности!

— Но такая насильственная мера может повести к совершенно непредвиденным последствиям! — возразил его собеседник. — Еще раз прошу, обдумайте это, ва…

— Тише! Оставьте титулы и имена в покое! — перебил первый, понизив голос. — Не забывайте, что мы здесь инкогнито. Я нисколько не обманываю себя относительно последствий, но решился нести их. При дворе будет взрыв, причем взлетит на воздух, то, что казалось несокрушимым, как скала. Но — все равно! — дело идет о священнейшем праве человека, и это я буду открыто защищать пред целым светом, хотя и принужден сначала завоевать его тайно. Неужели вы откажете мне в своей помощи, Варнштедт?