Луи Бриньон - Испанская невеста [Легенда о Габриель] Страница 6

очень короткого времени, возле них собралась внушительная толпа. И, так как описанный ритуал повторялся с завидным постоянством, на площади стали раздаваться взрывы смеха. Все указывали пальцем на осла, который тыкался носом в Библию, а затем лизал страницы, пытаясь их перевернуть. Некоторые из этих зевак, покорённые изобретательностью горбуна, вытаскивали из карманов монеты и кидали их в горшок. Каждый раз звон, возвещающий о новом пожертвовании, вызывал торжественный поклон горбуна. Он кланялся и благословлял, но не самого подателя, а…своего осла, что сопровождалось взрывами хохота. Последняя часть ритуала настолько понравилась зрителям, что звук монет стал раздаваться всё чаще и чаще.

Заслышав смех, из собора высыпали встревоженные священнослужители. Один из них, в облачении епископа, подошёл к горбуну и попросил удалиться с площади или прекратить это представление. На что горбун с тяжёлым вздохом отвечал:

— Отец мой, надеюсь, вы не думаете, будто я нахожусь здесь по своей воле?

— Кто же тебя прислал? — строгим голосом потребовал ответа служитель церкви.

— Святой Абден! — ответ горбуна заставил того вначале отступить и перекреститься, а затем с негодованием воскликнуть: — Богохульник!

На что горбун со всем смирением возразил:

— Вы заблуждаетесь, святой отец, ибо я есть самый преданный из вашего стада и самый верующий в вашей пастве. Имя Господа вместе с наставлениями вашего преосвященства проникли в самые глубины моей души, и я несу их подобно благодатному огню. Но несколько месяцев назад… во сне… ко мне пришёл святой Абден. Уверившись в крепости моей веры, он возвестил мне о нём, — горбун покосился на осла, чем вызвал донельзя удивлённый взгляд епископа и приглушённые смешки в толпе, которая с откровенным удовольствием прислушивалась к каждому слову. Заметив столь вызывающую непочтительность, епископ, со сдерживаемым гневом спросил у горбуна:

— Святой Абден решил поговорить с тобой об…осле?

— Я тоже так думал, но всё оказалось совсем иначе, — продолжал рассказывать с ярко выраженным благоговением, горбун. — Святой Абден известил меня о том, что в нём живёт душа великого коня величайшего из полководцев и повелел приобщить его к вере. Я назвал моего друга «Буцефал» и привёл в это святое место, чтобы выполнить возложенную на меня миссию.

— Иными словами, ты решил научить осла молитвам?

— Приблизительно так, — не мог не согласиться горбун и тут же с покорным видом спросил у епископа:

— Разве этот труд не заслуживает вашего благословения?

— Он заслуживает наказания. И будь уверен, так и случится, если только ты не покинешь это место. Епископ в гневе удалился. Горбун же, под громкий хохот толпы, опорожнил содержимое горшка в свои карманы, прихватил Библию, коврик…и неторопливо двинулся прочь с площади. Буцефал покорно поплёлся за ним следом. Уздечка волочилась по земле, что, несомненно, причиняло определённые неудобства почтенному животному, так как осел то и дело наступал на них копытами. Однако неприятности «спутника», которому не так давно было выказано глубочайшее почтение, перестали волновать горбуна. Едва они удалились на порядочное расстояние, горбун воровато огляделся по сторонам, а затем раскрыл и несколько раз сильно тряхнул Библию. Из неё посыпались семена овса. Пока осёл подбирал эти семена, он спрятал святую книгу на груди. Затем залез на осла и, погоняя его пятками, погнал в сторону замка Саведы.

В ожидании Стефана Энрико, заложив руки за спину, нервно расхаживал по комнате. Лицо стало совершенным чёрным.

— Да как она только посмела мне отказать? — Энрико распалялся всё больше и больше. — Любая женщина в Севилье почтёт за счастье удостоиться моего внимания…а эта оборванка, которая вечно сидит на деревьях…осмелилась отвергнуть мою руку! Она бросает мне вызов. А граф–то каков? Не может приструнить собственную дочь. Ну и…отлично! Я сам займусь её воспитанием. Я покажу, где её место. Я научу её с уважением относиться к самому имени Энрико Саведа. А может она… повредилась в уме? — последняя мысль заставила его остановиться и широко заулыбаться. — Чёрт, как я раньше не принял во внимание это обстоятельство. Ведь понятно, что ни одна женщина в здравом уме не может мне отказать.

Позади Энрико раздался неприятный смешок. Он обернулся словно ужаленный, чтобы тут же устремить неприязненный взгляд в сторону…горбуна. Это был Стефан. Ему минуло пятьдесят, и он выглядел более чем неприятно. Большой горб едва ли не возвышался выше его собственной головы. Сама голова состояла из сплошных бугров и выступающих скул. Особенно выделялся тяжелый подбородок с уродливой бородавкой. Мясистый нос своим «изяществом» ничуть не уступал оттопыренным ушам, покрытым густой растительностью. Грубые ладони и узловатые пальца были неестественно большого размера. Он всегда носил зелёные чулки, туфли с острым носом, потёртый кафтан оливкового оттенка и приплюснутую шляпу без пера. Стефан всегда передвигался вразвалку на полусогнутых ногах. Своим видом он больше напоминал шута, нежели слугу и камердинера Энрико, кем и являлся на самом деле. Он частенько прикладывался к бутылке, но это ничуть не мешало ему выполнять свои обязанности со всей добросовестностью. Но сейчас он выглядел совершенно трезвым. Стефан щурил свои маленькие глазки, не сводя с хозяина пристального взгляда. — Ты где пропадал? — недовольно спросил у него Энрико.

Стефан хмыкнул и по своему обыкновению ответил в нос:

— Ходил на мессу. Сие благочестие оказалось совсем не по душе его преосвященству. К тому же, пришлось расстаться с теми крохами, что звенели в карманах, — произнося последние слова, Стефан почувствовал лёгкие угрызения совести. Но они исчезли так же быстро, как и появились. Правда могла не только оставить его без средств, но и вызвать гнев хозяина. Ввиду этих размышлений, он и решил воздержаться от откровений. Но не только. Следовало изменить тему разговора. — А ты, я смотрю, не в духе? Не иначе, как тебе не удалось отвязаться от женитьбы.

— Удалось. Женитьба не состоится.

У Стефана появился откровенно удивлённый вид. Ещё вчера он только и говорил, что не знает как избавиться от брака, навязанного ему отцом.

— Так чего же ты такой мрачный? Тебе уже праздновать пора, если только… — на губах Стефана стала появляться лукавая улыбка, — тебе не указали на дверь?

Горбун заразительно рассмеялся.

— Не смей насмехаться надо мной, — угрожающе бросил Энрико. — Иначе, клянусь Богом, я насажу твой уродливый горб на мою шпагу, да так, что ты умрёшь не раньше, чем пожнёшь все муки Ада. — Похоже, дело гораздо хуже, чем мне казалось, — Стефан перестал смеяться и коротко осведомился: — Желаешь послушать умного человека?