Лиз Карлайл - Соблазнить дьявола Страница 60

– Оно и не было, – убежденно произнес он. Сидони уткнулась лицом в его развязавшийся галстук. – Боже, что бы ни случилось, оно того стоило.

Девеллин поцеловал ее в макушку, чувствуя, как вновь просыпается страх.

– Черный Ангел! Зачем, Сидони? Разве ты не знаешь, что тебя могут повесить? Ради Бога, скажи мне, почему ты занимаешься такими опасными делами, ведешь такую странную тайную жизнь?

Девеллин заслуживал ответа. Запинаясь, она попыталась ему объяснить. Увы, Джордж не принял ее объяснений. Девеллину они понравились еще меньше. Глаза у него потемнели, но, как бы смягчая резкость слов, он погладил ее по щеке.

– Сидони, ведь есть более простые и безопасные способы помочь несчастным. То, что ты делаешь, не только опасно, это безумие.

– Ты говоришь, как Джордж.

– С этим надо кончать, Сидони, – твердо сказал он. – Вне зависимости оттого, что произойдет между нами. Обещай мне.

Она вздохнула.

– Нет, Девеллин, я не могу. Неужели ты не понимаешь? Я не хотела в тебя влюбляться. Я так пыталась этого избежать, но ты не… ты не…

– Не признаю отказа? Верно. И сейчас делаю то же самое. Черный Ангел мертв, Сидони.

– Нет. Только не для меня.

– Остановись, пока тебя не повесили, – умолял он. – Поклянись, что этого не случится.

Она долго молчала.

– Вряд ли это случится. Но леди Кертон… Господи, я думаю, она знает или по крайней мере подозревает. И все же я полагаю, она будет молчать.

– Леди Кертон я беру на себя, – мрачно сказал он. – Кто еще, кроме вас с Джулией, может знать? Кто еще способен догадаться?

– Что я – Черный Ангел? Для этого ни у кого нет достаточных оснований. За исключением тебя, Элерик. Тем не менее, ты не догадался.

– Как ни странно, догадался. Только не мог представить, какой в этом смысл. Но, боюсь, кто-нибудь может оказаться более проницательным. И что нам тогда делать, Сидони?

– Этого не случится, клянусь. Я буду в высшей степени осторожна.

Девеллин не разделял ее уверенности.

– Лучшая для тебя защита – это брак со мной. Конечно, моя репутация не прибавит тебе уважения, но хотя бы никто уже не посмеет обвинить тебя в преступлении.

Сидони взяла его руку, прижала к губам.

– Ты более рыцарственный, чем хочешь признаться, Девеллин. Это одно из первых достоинств, которые я сразу заметила. Обаяния у тебя нет, это правда. И все же ты очаровал меня, как не смог до тебя ни один мужчина.

– Это значит «да»?

– Разумеется, нет. Слишком многим нужна помощь. В мире так много несправедливости. Попытайся меня понять, Элерик. Кроме того, твоя семья была бы в ужасе.

Девеллин, казалось, окаменел.

– Мой отец в ужасе от каждого моего слова. Но мать будет настолько благодарна, что, возможно, упадет тебе в ноги.

– Элерик, они сочтут меня просто бедной родственницей, – предупредила Сидони. – Незаконнорожденной бедной родственницей, мать которой…

Он приложил к ее губам палец:

– Не говори так, Сидони. Она была твоей матерью. Что же касается моей, то она будет только приветствовать, если ты выйдешь за меня.

Сидони искоса взглянула на него:

– Ты сошел с ума.

– Возможно, – согласился он. – И все-таки я не потерплю, чтобы тебе причинили вред или повесили. Это до сих пор меня поражает, но я хочу, чтобы ты стала моей женой и родила мне детей. Последние несколько часов я жил как в аду, представляя, что может с тобой случиться. Господи, Сидони, ты не любишь меня? Хоть немножко? Она закрыла глаза и долго молчала.

– Меня даже пугает глубина того, что я к тебе чувствую. Я люблю тебя, Девеллин. Вот я и сказала. Полагаю, ты не используешь это как оружие против меня?

Он пылко ее поцеловал.

– Слава Богу. Выходи за меня, Сидони. Пожалуйста.

– Ты меня искушаешь.

– Тогда просто скажи «да», Сидони! – приказал он. – Со мной ты будешь в безопасности.

Она колебалась, что вселило в него надежду.

– Девеллин! А что скажут люди?

– Они скажут, что ты сделала ужасную партию, – ответил маркиз, беря ее за руки и заглядывая ей в глаза. – Послушай, Сидони. Через несколько дней мать дает бал в честь рождения моего отца. Я хочу, чтобы ты пришла. Моя мать собирается пригласить тебя, ввести в общество. И твоего брата тоже. Я уже сказал ей.

– О нас? – воскликнула Сидони. – Боже, Девеллин, нет!

– Да, о нас. И твоем брате. Она совсем не огорчилась. Напротив, пошла еще дальше, сказав, что после той неудачной сцены в доме Уолрейфена я обязан на тебе жениться.

– Нет, Элерик, – печально сказала она. – У меня есть прошлое. И я вряд ли могу от него отказаться. Если даже твоя мать и примет меня, твой отец – никогда.

– Проклятие! Какое это имеет значение?

– Возможно, никакого. Хотя, полагаю, для тебя это имеет большее значение, чем ты думаешь.

Он принялся возражать, и она приложила два пальца к его губам.

– Хорошо, властный задира. Я пойду на этот бал. Достану из шкафа семейную историю и даже публично ее обнародую. Сделаю все, что в моих силах, чтобы произвести там хорошее впечатление. Но ты просишь меня отказаться от Черного Ангела, то есть совершить, возможно, самый значительный поступок в моей незначительной жизни.

– Будь моей женой. Одно это уже станет огромной задачей, Сидони. Но я по крайней мере богат. Представь, сколько добра может сделать маркиза Девеллин с помощью денег своего мужа.

Сидони глядела на него с подозрением.

– Если я пойду на такую жертву… нет, я этого не обещаю… то, что в обмен сделаешь ты?

– Что я сделаю? Дьявол побери, разве это важно?

– Я уверена, твой отец горд. Но если он протянет руку к примирению, ведь ты примешь ее ради своей матери?

– Я хочу жениться на тебе, – сказал Девеллин. – Кроме того, отец скорей умрет, чем протянет руку.

– Он может удивить тебя. Или ты можешь оказаться прав. Единственное, что я хочу сказать, Элерик: не оставляй между нами какой-либо недоговоренности. Я сделала это, и ненужные слова оставили у меня во рту горький привкус.

Он бросил на нее скептический взгляд:

– Что ты имеешь в виду?

– Джордж говорит, все хитрости с Черным Ангелом не что иное, как выражение чувств к матери. Я боюсь, что он прав. В юности я не понимала, насколько ужасной была ее жизнь, сколько позора заставил ее вынести мой отец. Я обиделась, когда мать отослала меня. Я чувствовала себя нелюбимой. И сбежала.

– Бедная девочка. – Он коснулся губами ее лба. Сидони отодвинулась, чтобы видеть его глаза.

– Я не вернулась, Элерик. Даже потом, когда отец умер, и она умоляла меня приехать, я игнорировала ее попытки к примирению. И получала некое извращенное удовольствие. Я очень много думала об этом в последнее время. Наверное, в глубине души я всегда чувствовала, что будет еще возможность для примирения. Ведь я не предполагала, что она умрет такой молодой. Атеперь я даже не знаю, какой она была. Знаю только, что она была, как и все мы, человеком с присущими ему недостатками. Что бы она ни хотела мне сказать, если хотела, я никогда уже этого не услышу.