Диана Хэвиланд - Наперекор стихии Страница 61

— Возможно…

— Но как тебе удалось?..

— Мы с Мириам давненько знакомы.

— А эти мужчины рядом с ней? Который из них мистер Сквайер?

— Мистер Сквайер вернулся в Нью-Йорк. И насколько мне стало известно, Мириам вряд ли долго останется миссис Сквайер. Она положила глаз на Френка Лесли, а она из женщин, которые всегда добиваются, чего хотят.

В антракте «Севильского цирюльника» Крейг проводил Селену к ложе миссис Сквайер. Симпатичная блондинка тепло приветствовала Крейга и дружески улыбнулась Селене.

— Вы оба приглашены ко мне, не забудьте, — напомнила она.

Селена почувствовала, что то было приказание королевы; вся манера поведения миссис Сквайер была такой же, что и у самой Эжени, а ее платье зеленого атласа и сверкающие драгоценности производили не меньшее впечатление, чем те, что носила императрица.

Селена была благодарна Крейгу за то, что он был рядом с ней, когда через несколько часов они вошли в номер миссис Сквайер в отеле «Лувр» на улице Риволи. Потому что хотя Селена и не знала никого из прочих гостей, Крейг был знаком с большинством из них. Он представил ее Саре Бернар, молодой стройной актрисе с каштановыми волосами, светло-голубые глаза которой ярко лучились любопытством; Жорж Санд, сменившей в этот вечер мужские брюки на платье из светло-серого атласа, а также Гюставу Флоберу, чей скандально известный роман «Мадам Бовари» Селена тайно прочла вопреки запретам своей гувернантки.

Затем к ним подошла Мириам Сквайер и отвела их в сторонку.

— В самом деле, Крейг, — сказала она, словно продолжая прерванный разговор, — для корреспондента твоего класса торчать здесь, в Париже…

Он горько усмехнулся.

— Как тебе известно, я неверно изложил факты о первой битве при Булл-Ран, сообщив, что необученные войска союзников потерпели полное поражение. Джеймс Беннет сказал, что это деморализует читателей-северян, и отправил меня сюда немного проветриться.

— Но «Геральд» не единственное издание в Нью-Йорке. Френк Лесли не упустит шанса нанять тебя на работу, — уверила его Мириам. — Поговорить с ним, когда я вернусь домой?

— Это было бы очень любезно с твоей стороны, — поклонился Крейг. — Хочу замолвить словечко за Селену, она хочет получить место в «Лейдиз газетт».

— Но почему? Я уверена, что она жемчужина салона мистера Ворта.

В голосе Мириам Селене послышалась надменная нотка.

— У меня есть не только тело, но и голова на плечах, — вспыхнула она. — Мне нужен всего лишь шанс, чтобы доказать это.

Мириам провела ее на балкон, величественным жестом отослав Крейга.

— Хочу поговорить с Селеной наедине, — пояснила она.

Стоя на балконе и глядя вниз на улицу Риволи, Селена ощущала, что ей недостает ободряющего присутствия Крейга. Она с удивлением поняла, в какую зависимость от него попала, начиная с той ночи, когда он спас ее от полицейской облавы.

— Ну, а что же вы написали? — спрашивала меж тем Мириам. Когда Селена замялась, она сказала: — У нас достаточно корреспонденток, пишущих сентиментальные стишки и о премудростях домашнего хозяйства.

Селена почувствовала сталь в ее мягкой, убаюкивающей манере разговора. Может быть, Мириам и увлечена Крейгом, но она не позволяет страсти влиять на деловые соображения.

— Никогда не писала стихов, ни сентиментальных, ни каких-либо других, — отчетливо сказала Селена. — И как вести домашнее хозяйство, тоже совсем не знаю. Но я знаю все о последней моде в «Доме Ворта». — И она рассказала Мириам Сквайер о своем образовании, свободном знании французского и английского языков.

— Я могла бы дать вам попробовать, — выслушав ее, проговорила Мириам. — Но журналистика — дело серьезное. Говоря откровенно, я порекомендовала бы вам остаться на прежнем месте.

Селена колебалась, прикидывая, чего ждать от этой женщины, но затем дала волю азартной черточке собственной натуры и решила рискнуть.

— Я не могу больше демонстрировать модели, — сказала она. — Я жду ребенка.

Некоторое время Мириам в молчании смотрела на нее. Хотя Селена не опустила глаз, ее пальцы судорожно стиснули ручку веера из слоновой кости.

— В вашем положении виноват Крейг? — спросила наконец Мириам.

— Вовсе нет. И я не считаю, что моя личная жизнь имеет какое-либо отношение к работе.

В обычных обстоятельствах она никогда не стала бы говорить так, только натянутые нервы могли объяснить подобные высказывания.

Но, к ее удивлению, у Мириам это вызвало смех.

— Да вы с характером. Это, наверное, из-за ваших огненных волос. Но накидываться на меня не надо. Если, конечно, вы хотите со мной работать.

— Так вы дадите мне шанс, да?

— Хорошо, я посмотрю некоторые образчики вашего труда. Принесите их через два-три дня: я не задержусь в Париже.

Селена почувствовала слабость и облегчение.

— Непременно. И простите меня за резкость. Это все потому, что моя личная жизнь не имеет ничего общего с…

— Мужчина может разделить свою личную жизнь и дела, — прервала ее Мириам. — Ну и некоторые женщины тоже. — Она пристально посмотрела на Селену. — Скажите, вы не вдова? Эта ужасная война сделала вдовами так много молодых женщин.

— Я никогда не была замужем, — тихо сказала Селена. — Но отец моего ребенка сражается на войне. На стороне конфедератов.

Мириам тепло улыбнулась.

— Я сама родилась и выросла в Нью-Орлеане, — сообщила она.

Наконец Селена поняла, почему выговор Мириам звучал как-то очень знакомо. Брайн говорил так же протяжно и лениво. На мгновение она почувствовала легкий укол желания и сладкую горечь боли.

— За все прошедшие часы, — прошептала она. — За все мили, разлучающие…

— Не присоединиться ли нам к остальным? — предложила Мириам.

Селена с нахмуренным лицом пошла за ней следом. Брайн покинул ее, но она носит его ребенка и предпримет все необходимое, чтобы сделать его будущее надежным.

22

Был конец октября…

Возвращаясь вечером домой, Селена почувствовала в воздухе морозную сырость, обещавшую скорый снег. Поднимаясь по ступенькам к своей квартирке, она понимала, что погода не имеет для нее значения, поскольку не собиралась выходить — ни сегодня, ни в последующие несколько дней.

Уходя из «Дома Ворта», она почувствовала тупую, ноющую боль внизу живота. В карете начались первые резкие схватки. А теперь, едва она добралась до лестничной площадки третьего этажа, боль окончательно пронзила ее. Одной рукой она стиснула ридикюль, в котором лежали заметки о последних модах Парижа, а другой судорожно схватилась за перила.