Адель Эшворт - Мой нежный граф Страница 62

— Только мужчину прежде всего волнует секс, а не любовь.

— Хочешь сказать, что любишь меня, Кэролайн?

Слова сорвались с его губ, прежде чем он успел подумать над ними. Ему хотелось вернуть их назад или сдобрить юмором, но одновременно он почему-то отчаянно хотел услышать из уст Кэролайн ответ.

Она медленно подняла голову и пристально посмотрела ему в глаза, выискивая проблеск озарения в безмятежном выражении его лица. Потом хитро улыбнулась, взяла коробку и беззаботно зашагала к письменному столу.

— Я ни за что не скажу тебе этого первой, Брент.

Она опять намекала на их первый разговор о любви и с помощью этой уловки намеренно придерживала часть себя, не признаваясь в чувствах, о существовании которых они оба знали. К своему неудовольствию, Брент внезапно понял, что сердится.

— Полагаю, ты хочешь сначала услышать это от меня? — спросил он напрямик.

Кэролайн пожала плечами, но не подняла головы, складывая книги в стопки.

— О, я совершенно уверена, что ты никогда не скажешь этих слов, потому что не разглядишь любовь, даже если она ударит тебе в лицо…

— Не уходи от темы, Кэролайн, — быстро и сухо перебил Брент; его голос стал сдержанным и жестким.

Кэролайн явно смутила такая его реакция и внезапная холодность в голосе. Она всего лишь подтрунивала над ним, говорила шутя, но, задев сбивающие с толку чувства, снедавшие его изнутри, невольно вызвала его гнев.

Однако Бренту следовало бы знать, что уж кто-кто, а его жена не станет равнодушно относиться к его настроению и словам.

Кэролайн вытянулась всем телом, выпрямила спину, и Брент заметил, как на долю секунды ее черты исказились раздражением. Потом она уперла руки в боки и уставилась на него буравящим взглядом.

— Ты меня любишь? — убийственно спокойным голосом спросила она.

Брент не был готов к такому прямому вопросу, и, прежде чем он успел представить все осложнения, прежде чем сумел разобраться со своими чувствами и выразить их словами, единственной возможностью, которую он перед собой увидел, было пойти простейшим путем.

— Нет, — решительно и лаконично ответил он, чувствуя, как заколотилось сердце.

Взгляд Кэролайн слегка дрогнул — единственный признак того, что его ответ не оставил ее равнодушной. Потом она потянулась за коробкой и взяла ее в руки.

— Этим ответом ты не только глупо прикрываешь свою мужскую гордыню, но говоришь мне, что я, быть может, только что зачала твоего ребенка от такого же обыденного, бессмысленного спаривания, какие у тебя были с куртизанкой. Мне омерзительна эта мысль. — Она с вызовом подняла подбородок и повернулась к двери. — Ты лжешь нам обоим, Брент, и мне больше нечего тебе сказать.

Ничто так не выводило Брента из себя, как разговор, обрываемый женщиной, когда той заблагорассудится. Мать и сестра годами поступали так, и теперь он решительно не желал пускать Кэролайн по этой дорожке.

— Тебе придется на какое-то время забыть о теплице, — холодно потребовал он, сдерживая нарастающий гнев.

Потрясенная, Кэролайн резко остановилась и повернулась к нему.

— Почему? — медленно, глухим шепотом спросила она.

Брент стоял неестественно прямо, с вызовом выдержав ее взгляд.

— Потому что я так сказал.

Мгновение, всего лишь короткое мгновение у Кэролайн был такой вид, будто она способна убить.

— И все? Сначала ты мне что-то даешь, а потом без разумных объяснений отбираешь? — Не дождавшись ответа, она стиснула зубы и выровняла тон. — Как же это по-мужски — наказывать меня контролем за то, что я не доставила тебе удовольствия, сказав первой, что люблю тебя.

Глаза Брента сузились, превратившись в осколки твердого, холодного льда, и он двинулся к Кэролайн.

— Не думаю, что слышал от тебя что-нибудь настолько же глупое, Кэролайн.

Он видел, как она заколебалась и окончательно утратила самообладание, обмякнув всем телом и расширив глаза, ставшие озерами боли и смятения, что, в свою очередь, принесло ему весьма необычное, постыдное чувство уверенности. Бренту не слишком нравилось это чувство, но он был взбешен дерзостью жены и словами, которые, если спокойно и честно разобраться, довольно точно отражали истину. Все это, однако, не имело значения, ибо факт оставался фактом: он должен защитить ее, не раскрыв при этом себя. Это оправдание было по меньшей мере рациональным.

— Я говорю, чтобы ты не ходила в теплицу, потому что я твой муж и мое слово окончательно. Я не должен ничего объяснять. — Он остановился прямо перед Кэролайн и взглянул в ее утратившее краски лицо. — Теперь можешь идти.

Она смотрела на него, хрупкая и растерянная, прижимая к себе коробку с заметками; крошечные слезинки стекали из глаз на щеки, а она даже не замечала этого. Потом Кэролайн опустила взгляд на его живот.

— Ты не муж, — сдавленно прошептала она, — ты дьявол.

Ее слова глубоко задели его, быстро переплавив ярость в вину, потом в сожаление и наконец в скорбь. Он потянулся к ней, но она отбросила его руку.

Не глядя на Брента, Кэролайн с поразительной легкостью наклонилась и поставила коробку на пол.

— Мне от тебя ничего не надо.

Не задерживаясь, она повернулась и грациозно вышла из теплицы.

Глава девятнадцатая

Шарлотта поняла, что беременна. Вероятно, она зачала в Мирамонте, там, где сама появилась на свет двадцать восемь лет назад, но своего сына она родит в Америке, где он будет расти свободным от классовых условностей и станет кем захочет, где его будущее начнется с блестящих возможностей и светлых перспектив.

При этой мысли Шарлотта улыбнулась, окинула взглядом сад и вдохнула запах окружавших ее цветов. Она сидела на каменной скамейке, и полуденное солнце пригревало ей спину.

Карл должен узнать об этом первым, решила она, но ей не хотелось рассказывать ему, пока они не сели на корабль, ибо он превратится в беспомощного, потерянного щенка, если узнает, что его жена, которая так долго не беременела, зачала наконец его сына.

Шарлотта знала, что это будет мальчик. Должен быть мальчик. Потом, быть может, Господь благословит их девочкой…

Она вздохнула и, плотнее завернувшись в темно-серую шерстяную накидку на меху, опустила взгляд в землю.

Единственной причиной, по которой она все еще оставалась в Мирамонте, была проблема отношений с братом. Ей очень хотелось наладить нормальное общение с ним. Временами Брент заговаривал с ней и Карлом, но разговоры эти были до смешного формальными и натянутыми. Он продолжал прятаться, ни на секунду не желая расслабиться и насладиться их обществом, и Шарлотта начала бояться, что нанесенные ими друг другу раны могут и не зажить до ее отъезда.