Патриция Филлипс - Меч и пламя Страница 62

– Зато мой меч так же остер, как и прежде. – Взгляд Рейфа не обещал противнику ничего хорошего.

– Каковы твои условия?

– Схватка насмерть.

– А награда победителю? Должен же я, в конце концов, знать, за что рискую жизнью.

Йейтс выругался, утирая пот со лба.

– Неужели ты сам не догадываешься? Твоя рыжеволосая сучка достанется тому из нас, кто возьмет верх.

– Что ж, будем драться, – процедил Рейф сквозь зубы. Он горел желанием отплатить обидчику за оскорбление, но тем не менее сумел взять себя в руки. Гнев – плохой помощник в бою. А вот Йейтс, кажется, этот урок до сих пор не усвоил.

Рейф хладнокровно смерил взглядом своего противника. Он знал, что превосходил его ростом и силой удара, однако эти преимущества могли обернуться бедой, если Йейтсу удастся пробить его защиту и приблизиться к нему с кинжалом в руках. Кроме того, соперник был моложе, а его широкие плечи и грудь свидетельствовали о немалой силе: хотя Лоркин Йейтс и не обучался воинскому искусству, прежде он состоял наемником на службе у нескольких хозяев. И наконец, самое главное: у Йейтса не было незажившей раны в плече.

Джералд Монсорель и один из людей Йейтса вызвались быть секундантами. У Адель едва хватало сил смотреть в их сторону. Казалось, лишь один удар сердца отделял ее от того блаженного мига, когда она оказалась в руках Рейфа, и вот теперь на ее глазах он собирался биться не на жизнь, а на смерть.

Все взгляды были прикованы к участникам поединка – высокому, широкоплечему, с украшенной гербом накидкой поверх кольчуги, и другому – коренастому, с небольшой бородкой, одетому в короткий плащ и пышущему злобой. Каждый из них пошевелил для разминки правой рукой и сделал несколько пробных взмахов мечом, прежде чем объявить, что готов к схватке.

Когда Монсорель начал считать, воцарилась мертвая тишина; затем последовал ужасный лязг: соперники скрестили мечи. Ловко уклоняясь от ударов и отскакивая в сторону, противники двигались взад и вперед по травянистой поляне.

Ровная местность не давала преимущества ни одному из сражающихся; крики предостережения и ликования попеременно раздавались из обоих лагерей по мере того, как соперники наносили друг другу мощные удары. На рукавах обоих уже расплывались багровые пятна, но если кровь Йейтса была свежей, то у Рейфа открылась старая рана, причинявшая ему сильную боль.

Некоторое время звон клинков и глухой стук металла о металл служили ритмичным сопровождением этой пляски смерти, но вскоре Рейф убедился, что его больной руке не хватает прежней силы и твердости. Все же одним точным ударом он сумел выбить из рук противника меч. Однако радость его сторонников оказалась преждевременной, потому что Йейтс тут же набросился на него с удвоенной яростью, держа в каждой руке по кинжалу, – по-видимому, негодяй прятал запасное оружие под одеждой. Впрочем, здесь это не имело значения – они ведь сражались не на турнире, где всегда можно было обратиться с жалобой к распорядителям, и ставкой в поединке являлась жизнь одного из них.

Отвлекшись на миг, Рейф оступился и рухнул на колени. Йейтс тут же оказался поверх него, выкручивая ему правую руку и нанося удары по раненому плечу, так что перед глазами рыцаря замелькали красные искры, а тело под кольчугой покрылось каплями пота. Оба врага пытались вырвать друг у друга меч, и наконец Йейтсу это удалось. Рейф почувствовал привкус крови на губах, когда его несколько раз ударили головой о землю, а затем внезапную жгучую боль – это кинжал Йейтса вонзился ему в плечо.

Сквозь пелену, застилавшую ему глаза, рыцарь заметил на лице своего противника выражение звериного торжества – по-видимому, Йейтс уже считал себя победителем в этой схватке и излишняя самоуверенность сделала его чересчур беспечным.

Собравшись с силами, Рейф неожиданно оттолкнул соперника, и тот упал лицом в грязь. Не успел Йейтс выпрямиться, как Рейф уже оказался над ним, придавив его к земле с такой силой, что тот громко вскрикнул. Затем он схватил Йейтса за запястье, пытаясь выбить из руки противника кинжал, лезвие которого было мокрым от крови. Чтобы не дать Йейтсу действовать ногами, он прижал их, одновременно продолжая выкручивать ему руку до тех пор, пока его соперник не закричал снова и не выронил нож.

Теперь у каждого из них осталось по одному кинжалу.

Рейф дал Йейтсу возможность подняться, и тот сперва встал на четвереньки, но затем выпрямился так быстро, что Рейф был застигнут врасплох и упал на землю под его яростным натиском. Гулкий удар потряс его шлем, в ушах зазвенело; они покатились по поляне, сцепившись друг с другом.

Наконец Рейфу удалось, сжав руку Йейтса, отвести смертоносное лезвие клинка в сторону; Йейтс вскрикнул от боли, его пальцы постепенно ослабили хватку, и клинок упал на землю. Одним молниеносным движением Рейф поднес кинжал к беззащитной шее врага, и толпа зрителей ахнула – исход схватки был предрешен! Де Монфор опустился на колени и надавил на соперника всей тяжестью тела, так что острое лезвие его кинжала почти задевало кожу Йейтса. В этот миг было так легко перерезать негодяю горло, покончив с ним раз и навсегда…

– Адель моя, – проворчал Рейф, сплевывая кровь, выступившую на рассеченной губе. – Согласен?

Закатив глаза от страха, Йейтс кивнул.

– Мне нет нужды убивать тебя. Пусть лучше это сделает палач, – произнеся эти слова, рыцарь медленно поднялся на ноги, все еще держа наготове кинжал.

– Да будет известно всем, что победитель в этой схватке, лорд Рейф де Монфор, по собственной воле дарует Лоркину Йейтсу жизнь!

Торжественное объявление Джералда Монсореля о том, что Рейф великодушно оставляет своего противника в живых, вызвало среди собравшихся бурный восторг; с обеих сторон раздались приветственные крики. Рейф протянул Йейтсу руку, чтобы помочь ему подняться, и затем повернулся, победоносно улыбаясь подбежавшим к нему рыцарям.

Адель плакала от радости и облегчения, лицо ее сияло. Наконец-то все закончилось. Рейф жив, и ей теперь больше нечего опасаться со стороны Лоркина Йейтса.

После того как Симм принял у хозяина шлем, Рейф отстегнул капюшон кольчуги, затем откинул другой, на мягкой подкладке, обнажив голову, и слуга протянул ему влажную тряпку, чтобы вытереть с лица пот и грязь. Покончив с этим, Рейф опустился на колени, чтобы завязать потуже один из наголенников, шнурки которого ослабли во время схватки.

Грязный, окровавленный Лоркин Йейтс сердито наблюдал за всем этим, стоя рядом и не зная, как поступить. Де Монфор мог убить его, однако предпочел оставить в живых. Но он не нуждался в жалости со стороны этого надменного норманнского ублюдка. Они условились сражаться не на жизнь, а на смерть, и один из двоих должен был умереть!