Лариса Шкатула - Дар юной княжны Страница 63

"Почему обязательно любовницу, — возражал сам себе Ян, — она же говорила, что с отцом ездила. А он, возможно, прятал её от всех…"

С дороги лежащую Марго не было видно. Ян разволновался и побежал к стожку напрямик по стерне.

Его опасения оказались напрасными: девушка была на месте и спала крепким сном, хотя солнце двинулось к полудню и светило ей прямо в лицо. Он перенес свою подопечную в тенек и разбудил.

Она открыла глаза, улыбнулась Яну и вдруг легко села на своей соломенной лежанке.

— Я, наверное, выгляжу ужасно? — доверчиво спросила она, поправляя волосы.

— Для раненой накануне — вполне прилично, — скупо похвалил Ян, хотя, на его взгляд, выглядела Марго просто великолепно. С лица ушла мертвенная бледность, оно порозовело и даже слегка загорело на весеннем солнце. Глаза, все ещё сонные, казались нежными и темными. Русая вьющаяся прядь свесилась на левый глаз и придавала лицу девушки милое озорное выражение.

— А у меня ничего не болит, — удивилась она, прислушиваясь к себе. И, знаешь, я бы с удовольствием чего-нибудь поела.

— Как раз этого я и боялся, — пошутил Ян. — Проснется, думаю, голодная, съест все наши запасы!

Он стал выкладывать продукты на старенький, но чистый рушничок, положенный в сумку заботливей Дарьей.

— Какое объедение! — хлопнула в ладоши Марго. — Даже молоко и мед. Ты — просто волшебник.

— Я бы так не сказал, — пожал плечами Ян. — Если бы мы продавали твою лошадь на ярмарке, за неё дали бы намного больше.

— Что? — чуть не подавилась Марго. — Ты продал Леди?

— Так значит, её звали Леди? Жаль, не знал, пришлось на ходу придумывать другую кличку. И потом, не продал, а выменял на продукты и одежду.

— Выменял… Племенную кобылу! Знаешь, сколько рублей золотом предлагали за неё англичане?!

— Что поделаешь, англичан поблизости не оказалось. Пришлось искать других покупателей.

— Тогда я не буду это есть, — Марго отодвинула от себя продукты. — Кто дал тебе право вмешиваться в мою жизнь, продавать мою лошадь, вытаскивать эту дурацкую пулю? Мое плечо, пусть бы там и торчала!

Яна нисколько не смутила девичья истерика. Он считал, что поступил правильно, и никаких угрызений совести не испытывал.

— Хорошо, раз ты так просишь, обменяем продукты на оружие и я встрельну пулю на место.

— О, я не сразу заметила, — Марго сморщила нос и оглядела его с ног до головы. — Ты заодно и переоделся. Надоело быть военным?

— Считаешь, форма мне больше к лицу? Тебе нравится любая форма или только красноармейская?

— Мне нравятся мужчины, дорожащие воинской честью; дезертиров я презираю.

— А вот один мой знакомый граф говорил, что лучше живая собака, чем мертвый лев.

— Твой граф тоже был трусом, как и ты!

— Мало того, что ты — капризная, ты ещё и неблагодарная особа! Видно, родители не занимались твоим воспитанием. Теперь это немного поздно, но попробую: для начала я тебя побью.

— Как это "побью"? — всерьез испугалась Марго. — Неужели ты поднимешь руку на женщину?

— Никакая ты не женщина. Невоспитанная избалованная девчонка, да и только. К тому же не слушаешься старших.

— Я буду тебя слушаться, — спохватилась она.

— Вот это другое дело. Во-первых, ты должна как следует поесть. Кто знает, как долго придется нам скитаться, пока мы не найдем место, пригодное для жизни, — где нет войны. Не может же быть, чтобы весь мир воевал! Наверное, где-то живут люди обычной жизнью, не мучая и не убивая друг друга… Во-вторых, ты должна перестать причитать над своей лошадью, потому что если ты хорошо подумаешь, поймешь, что у нас не было другого выхода. Любая встреченная группа военных отобрала бы её, и, скорее всего, бесплатно. Да ещё бы поинтересовалась, откуда у нас племенная кобыла? А сейчас твоя Леди в хороших руках.

— Правда?

— Я надеюсь, что лихие люди не найдут дорогу на этот хутор… Когда поешь, пойди и тоже переоденься.

Он протянул Марго узелок с одеждой. Впрочем, дважды приглашать девушку обедать уже не было необходимости. Молодой организм требовал пищи, и она жадно набросилась на еду.

Как он ни был готов к тому, что другая одежда изменит внешность девушки, но когда она вышла из-за стожка переодетая, тихо ахнул. Теперь он не знал, что было лучше — и дальше оставаться ей в мужской одежде или выглядеть такой вот красавицей в немудреном платьице с надетым поверх полушубком и белом платке, спрятавшем волосы, но оттенившем глаза.

Марго победно улыбнулась, отметив его изумление и восторг и, подойдя ближе, протянула руку, в которой прятала за спиной папаху.

— Возьми, тебе она больше подойдет. Сейчас ещё не так уж тепло, чтобы ходить с непокрытой головой. Нет, подожди, я сама тебе её надену.

Она надвинула Яну на голову папаху и отошла полюбоваться.

— Вот, теперь совсем другое дело!

Подошла и вдруг поцеловала его в губы. Ян от неожиданности застыл на месте и опомнился, только увидев её смеющиеся глаза.

— Надо бы сменить повязку, — пробормотал он, переводя дыхание: точно опалила она его своим поцелуем!

Марго счастливо улыбнулась его словам.

— Я даже глазам не поверила: повязка почти сухая! После такой раны. Ты хоть и молод для врача, но, видимо, произошло чудо.

— Это не чудо, — покачал головой Ян. — Все дело в моих способностях. Как у меня это получается, я и сам толком не могу объяснить, только пулю я действительно вытащил не так, как делают это обычные врачи. А потом… я просто заставил твое тело поднатужиться и самому залечить свою рану.

Марго смотрела на него во все глаза.

— Не понимаешь? Представь: идет слепец. Идет, куда ему надо, но медленно, ощупывая на дороге каждый вершок, стучит палкой, прислушивается и тратит три часа на путь, который зрячий пройдет за полчаса. Так вот я просто вижу то, чего не видят другие…

Он оборвал себя на полуслове, не зная, как понятнее объяснить Марго свои недавно открывшиеся способности. Не станешь же рассказывать, что прабабушкин талант дал себя знать только после того, когда его как следует тряхнуло на немецкой мине.

— Я не все поняла, — призналась Марго, — может, потому, что поздно стала учиться русскому языку. Мы с мамой приехали в Россию, когда мне было девять лет.

— Значит, ты — не русская.

— Француженка. Правда, мать настояла, чтобы отец — отчим, конечно меня удочерил. Он дал мне свою фамилию — Верещагина. А была — Дюбуа… Чего ты улыбаешься, я что-нибудь не то говорю?

— Я забыл тебе сказать: фамилия у тебя теперь не Верещагина и даже не Дюбуа.

— А какая?

— Поплавская. Марина Прокопьевна Поплавская — моя жена.