Сирота с Манхэттена. Огни Бродвея - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 63

— Вы намекаете на Мариетту? — тихо спросил он.

— Может быть.

— Наши отношения начались не вчера…

— Но сейчас она замужем и мать семейства! — жестко произнес Антуан. — Муж, бедняга, наверное, слеп и глух, иначе давно бы уже расквасил тебе физиономию где-нибудь в людном месте!

— Скажем так: до сих пор меня Бог миловал. Мсье Дюкен, лучше б я был вашим сыном.

Если б я вырос в вашей семье, то вел бы себя по-другому.

— А! Эти твои церемонии — «мсье Дюкен»… Я же сказал, мне больше нравится «дедушка Туан». Жиль и Лоран, мои внуки, переняли это от Элизабет и теперь зовут меня только так.

— Я не смею, — грустно отвечал Жюстен. — Но вы сами заговорили про Элизабет. Есть новости?

Старый мельник заглянул в красивые черные глаза парня, в которых читались и нетерпение, и тревога.

— Да, совсем недавно, после долгого перерыва. Я сам ей писал, да только письмо шло целый месяц. Ее послание я ношу при себе, в нагрудном карманчике жилета. Хочешь, прочту? Только очки найду.

— Письмо она писала вам, мсье. Это было бы бестактно с моей стороны.

— Надо же, какая щепетильность! — шутливо поддел его старик. — Лучше поищи мои окуляры. Может, на буфете? И, раз встал, поставь на место и водку!

Меньше чем через минуту Антуан Дюкен уже откашливался, одолеваемый простудой, а Жюстен, затаив дыхание, ждал. Он мог думать об одной лишь Элизабет. Его запретная любовь, его принцесса… Чувства к ней нисколько не угасли.

Милый дедушка Туан!

Я так обрадовалась твоему письму, что перечла его дважды. И сразу села писать ответ, в той самой комнате, в которой, как я теперь понимаю, прошли десять счастливых лет моей жизни.

У меня чудесная новость: я жду нашего с Ричардом малыша. Я все так же скорблю по мужу, но эта надежда — просто как лучик света. Я смогу любить сына или дочку моего Ричарда и заботиться о ребенке, как если бы частичка его будет жить рядом со мной!

Мейбл и Эдвард радуются, что у них будет внук, и мой свекор, Роберт Джонсон, тоже. Он пообещал, что всегда будет нам опорой. Ребенок родится весной, в марте.

Норма, наша новая домоправительница, уже выискивает в кулинарных книгах рецепты разных деликатесов, чтобы я набиралась сил, — аппетит у меня неважный.

Бонни и Жан обрадовались не меньше, чем ма и па. Теперь только и разговоров, что о пеленках, ползунках и вышитых слюнявчиках.

Думаю, тебе будет приятно сообщить новость тете Ивонн и дяде Пьеру. Я обязательно отправлю рождественские подарки моим маленьким кузенам Жилю и Лорану, только озаботиться их приобретением надо уже сейчас: на зимние праздники мы уедем в Скалистые горы, где у моих приемных родителей загородный дом.

Обо мне, дорогой дедушка Туан, не тревожься. Я окружена любовью и ни в чем не знаю отказа. И, выражаясь твоими словами, в обиду меня они ни за что не дадут.

Хочу, чтобы ты знал: я на добровольных началах помогаю Сестрам милосердия, которые заботятся о сиротах, а их в Нью-Йорке очень много. В обществе монахинь, каждая из которых — подвижница, и малышей, которых они берут под крыло, мне хорошо и спокойно.

Мне тоже есть о ком позаботиться: Луизон, которому девять лет, и его пятилетняя сестричка Агата. Я лечила этих детей и их отца, мсье Анри Моро, еще на пароходе. Как и многие пассажиры твиндека, они тяжело переболели, напившись испорченной воды. Анри Моро родом из французского Берри и тоже недавно овдовел. Работает он в прачечной на Бродвее.

Мсье Моро — человек редкой доброты и хороший отец, он бы тебе понравился. Я ему о тебе рассказывала. Милый дедушка Туан, целую тебя от всего сердца и обещаю, что впредь буду писать чаще.

Твоя внучка Элизабет

Антуан прервал чтение, чтобы посмотреть на понурившегося Жюстена поверх очков. Было ясно, что парень чем-то крепко раздосадован.

— Ревнуешь к этому симпатичному вдовцу? — сочувственно спросил он.

— Вовсе нет, мсье! Не вечно же ей скорбеть по мужу! На этот счет я спокоен. Ребенок — это прекрасно, он сделает жизнь Элизабет ярче и приятнее. И хорошо, что у нее есть друзья.

— Готов услышать несколько строк, которые касаются тебя? Тут есть приписка.

— Конечно!

— Тогда слушай: «Теперь о Жюстене. Лучше б он последовал моему совету и не связывался с этим сатаной, никогда! Если у него осталась ко мне хоть капля приязни, он не станет жить под одной крышей с человеком, поломавшим мне жизнь, и не будет, в нарушение всех приличий, встречаться с замужней женщиной. Я была о нем лучшего мнения. Скажи ему об этом, если у него хватит смелости еще раз к тебе приехать». Что ж, ты все слышал, — заключил старый мельник.

Жюстен спрятал лицо в ладонях. Если б только можно было взлететь, перенестись через океан и сжать Элизабет в объятиях! Но такая радость была ему недоступна.

— Будете писать ответ, мсье Дюкен, — проговорил он вполголоса, — напишите, что в Гервиле я не задержусь и что я желаю ей обрести наконец свое счастье. Простите, но своих планов я не изменю и встречаться буду, с кем захочу. Спасибо вам за все. В этом доме, рядом с вами, я и сам становлюсь лучше. Прекрасное чувство, хоть долго оно и не продлится. Берегите себя, дедушка Туан!

Жюстен встал. Лицо у него было грустное. Мгновение — и хлопнула входная дверь. На улице Районант приветствовал хозяина звонким ржанием. Жюстен отвязал его, вскочил в седло и галопом выехал со двора.

Прошло пять лет

12. Антонэн

Нью-Йорк, Сентрал-парк, четверг, 9 марта 1905 года

Маленький мальчик галопировал по аллее Сентрал-парка, лихо оседлав хоббихорс — палку с головой лошадки, сделанной из вареного картона, грива у которой была из желтых шерстяных ниток.

Он щелкал языком, подражая цокоту лошадиных копыт.

— Осторожнее, Антонэн! Иначе снова упадешь и собьешь коленку, как в воскресенье! — крикнула ему сидящая на скамейке Элизабет.

— У тебя, постреленка, и так все ноги в царапинах — не знаешь, куда клеить пластырь! — подхватила Бонни, смеясь.

Она привычно качала коляску, в которой спал полугодовалый младенец — их с Жаном сынок Уильям. Для своего первенца они выбрали английский аналог имени Гийом.

— Жду не дождусь, когда наш маленький Уилл будет носиться, как твой Антонэн, — вздохнула она. — Это нелегко — стоять за прилавком в магазине, когда ребенок рядом и постоянно просит грудь.

— Жан отпустил тебя на вторую половину