Жюльетта Бенцони - Время любить Страница 64

Сердце Катрин остановилось. Она подумала, что плохо расслышала, и спросила с тревогой:

– Что ты говоришь? Я плохо поняла…

– Ты убьешь его собственной рукой. Слушай: твой супруг в этот момент сидит на дне тюремной башни. Он останется там до дня торжественных похорон Зобейды. Они произойдут на заходе солнца ровно через неделю с этого дня. В тот день он умрет – раб должен сопровождать свою госпожу в иной мир, пусть Зобейда в могиле созерцает окровавленные останки ее убийцы. До этого времени он не будет ни пить, ни есть, ни спать, для того чтобы народ видел, что такое мой гнев. Но это пустяки по сравнению с теми пытками, которые ему придется перенести перед смертью. Палачи заставят его сто раз пожалеть, что он был рожден на свет… если только…

– Если только что? – прошептала Катрин пересохшими губами.

– Если только ты сама не укоротишь его страдания. Ты будешь присутствовать там, моя роза, наряженная как положено султанше. И у тебя будет право укоротить пытки, нанести ему удар своей рукой и тем же оружием, которым он воспользовался, чтобы совершить свое убийство.

Значит, вот какова его месть! Ей придется сделать чудовищный выбор: убить собственной рукой человека, которого она обожала, или видеть, как он часами будет мучиться под пытками! Еле слышно она прошептала:

– Он возблагодарит смерть, которую ему даст моя рука.

– Не думаю. Ибо он будет знать, что отныне ты принадлежишь мне. От него не скроют того, что в тот же вечер я женюсь на тебе.

Такая жестокость видна была на красивом лице калифа, что Катрин с отвращением отвела глаза.

– А про тебя говорят, что ты благороден и щедр!.. Тебя мало знают! Однако не радуйся слишком скоро. Ты тоже меня не знаешь! Есть предел страданию.

– Я знаю. Ты сказала, что покончишь с собой. Но не раньше дня казни все-таки, ибо ничто не спасет твоего супруга от пыток, если тебя больше не будет. Тебе нужно остаться живой для него, моя роза!

Какие же чувства питал к ней этот человек? Он кричал ей о своей страсти, а чуть позже мучил ее с холодной жестокостью… Но она более не рассуждала, не боролась! Она теряла надежду. Между тем надо было найти в самой сокровенной глубине сердца этого человека росточек жалости… Она медленно опустилась на колени, склонила голову.

– Господин! – прошептала она. – Умоляю тебя! Посмотри… я у твоих ног, у меня нет больше гордости, самолюбия. Если в тебе есть ко мне хоть немного любви, не заставляй меня так страдать! Если ты не можешь или не хочешь дать жизнь моему супругу, тогда позволь мне соединиться с ним. Дай разделить с ним страдания и смерть, и перед Богом, что меня слышит, клянусь, что, умирая, я тебя благословлю…

Она в мольбе протягивала к нему руки, устремляя теперь к нему залитое слезами лицо, трогательное и такое прекрасное. Мухаммад только утвердился в своем извращенном плане.

– Встань, – сухо сказал он. – Бесполезно унижаться. Я уже все решил.

– Нет, ты не можешь быть таким жестоким! Что тебе делать с телом, душа которого не может тебе принадлежать?.. Не заставляй меня страдать…

Она закрыла лицо ладонями, а сквозь тонкие пальцы капали слезы. С высоты соседнего минарета взлетел к небу пронзительный голос муэдзина, сзывая верующих к вечерней молитве. Этот голос заглушил отчаянные рыдания Катрин, и Мухаммад, который, может быть, уже склонялся к тому, чтобы смягчиться, полностью овладел собой. Резким жестом он указал на дверь, сурово бросив ей:

– Уходи! Ты ничего от меня не добьешься! Иди к себе. Для меня наступил час молитвы!

В ту же секунду слезы Катрин высохли.

– Ты идешь молиться? – произнесла она с презрением. – Тогда не забудь рассказать Богу, как ты решил разбить союз двух существ и заставить супругу убивать супруга.

Подобрав белое покрывало, Катрин завернулась в него и вышла, не оборачиваясь. У дверей она нашла Морайму и свою охрану. Двор быстро пустел. Люди шли в мечеть. Только четыре садовника еще медлили, подрезая ветви мирта. Один из них, гигантского роста мавр, кашлянул, когда Катрин проходила мимо. Машинально она повернула голову и посмотрела на него. Это был Готье.

Их взгляды встретились, но она не могла остановиться даже на секунду. И все же Катрин почувствовала, что на сердце у нее стало легче. Она не могла понять, каким образом Готье оказался здесь, затесавшись среди слуг в Аль Хамре, но если он здесь и был, то только благодаря Абу-аль-Хайру. Приятно было знать, что он находился в этом проклятом дворце, заботясь о ней, насколько это было возможно. Жосс, со своей стороны, был в Альказабе, среди солдат… может быть, даже в Гафаре рядом с Арно. Катрин задумалась. Прежде всего он не знал Арно. А потом, что мог сделать парижанин, чтобы смягчить страдания заключенного? Слова Мухаммада еще звенели в голове у Катрин: «В течение недели он не будет ни есть, ни пить, ни спать…» Каким же жалким подобием человека станет Арно после такой пытки! И еще ей предстояло всадить в сердце своего супруга кинжал, который столько раз ее защищал и охранял? При этой мысли молодая женщина чувствовала, как у нее самой высыхало горло и останавливалось сердце. Она знала, что день за днем, час за часом будет мучиться вместе со своим любимым.

Утешала мысль, что, убив его, она немедленно убьет и себя.

Когда Катрин добралась до своей комнаты, Морайма, которая всю дорогу молчала, бросила на нее неуверенный взгляд:

– Отдохни. Через час я приду за тобой…

– Зачем?

– Чтобы отдать тебя в руки банщиц. Каждую ночь отныне тебя будут отводить к хозяину.

– Ты хочешь сказать, что он желает?..

Возмущение перехватило ей дыхание, но Морайма пожала плечами с фатализмом, свойственным ее народу.

– Ты – его собственность. Он желает тебя… Что же еще может быть естественнее? Когда невозможно избежать своей доли, мудрость требует подчиниться, не жалуясь… Может быть, ты обезоружишь его гнев…

Свирепый взгляд Катрин заставил ее умолкнуть, Морайма предпочла уйти. Оставшись одна, охваченная отчаянием Катрин упала на кровать. Она вытащила маленький флакончик с ядом, который ей послал Абу-аль-Хайр, из тайничка, за одной из голубых плиток, которую ей удалось отковырнуть от стены. Если бы можно было передать половину своему супругу, она бы, не колеблясь, проглотила оставшееся зелье… но это невозможно! Она должна оставаться живой для того, чтобы избавить Арно от палачей…

Скользящие шаги немого евнуха, принесшего ей поднос с едой, заставили ее вздрогнуть. Флакон исчез в ладони. Она посмотрела, как слуга ставил поднос на кровать, вместо того чтобы поставить его на пол, на четыре ножки, как обычно. Раздраженная, она хотела оттолкнуть еду, но многозначительный взгляд негра привлек ее внимание. Человек вынул из своего рукава тоненький свиток бумаги и уронил его на поднос, потом, кланяясь до земли, удалился.