Сычев К. В. - Роман Брянский Страница 64

– Людей хватит! – бросил великий князь. – Надо только молиться Господу, чтобы простил наши прегрешения и отвратил от нас беды…Неужели так пустынно во всем городе? – обратился он к Ермиле. – Разве татары перебили всех людей?

– Кто знает, великий князь? – ответствовал брянский ополченец. – Кого убили, а кто убежал. Я ездил на то место, где стоял дом купца, моего славного земляка…Это он спрятал меня тогда от врагов и послал к вам в Галич…Но этого терема я не нашел. Он как сквозь землю провалился! Остались лишь пепел и обугленная земля! Нет даже забора! Что там приключилось, ума не приложу! Может, плохо искал? А что говорить обо всем Киеве? Там лишь одни пустыри! Деревянных домов совсем нет! Гложет меня тоска: неужели татары убили моих спасителей? Вернулись и передумали?

– Ты же говорил нам тогда, что твой купец якобы спас татарского посла, – промолвил вдруг великий князь. – А за это татары пощадили их усадьбу и имущество…Но я не верю, что смог уцелеть хоть один из тех посланцев…Может, этот купец помогал татарам или был их тайным соглядатаем?

– Это не так, великий князь! – громко сказал Ермила. – Я хорошо знаю эту купеческую семью еще по Вщижу! Татары поубивали их родных в том городе! Я не знаю всех подробностей, но это правда, что они спасли жизнь умиравшему татарину…А тот оказался знатным человеком, едва ли не родственником их царя! А потому татары не тронули ни купеческий дом, ни его имущество. И еще подарили ему вот это! – Ермила расстегнул рубашку и показал блестящую серебряную пластину, размером с детскую ладошку, продетую в серебряную цепочку, висевшую на его шее рядом с медным нательным крестом.

– Что это такое? – вздрогнул князь. – Ну-ка, сними и покажи мне!

Не останавливаясь, брянский ополченец снял с шеи пластину и протянул ее вместе с цепочкой великому князю.

– Ишь, ты, какая интересная штуковина! – пробормотал Михаил Всеволодович, осматривая татарский пропуск. – На ней странные и непонятные знаки! Это их охранная грамота?

– Так и есть, великий князь, – кивнул головой Ермила. – Тот купец Илья мне тогда говорил, что эта пластина называется у татар пайцзой. Можно спокойно ездить с этой пластиной по всем татарским землям. Однако надо, чтобы эта пластина была видна, а не спрятана за пазухой. Тогда ни один татарин не осмелится задержать обладателя такой пластины!

– Неужели у них такие строгие порядки? – воскликнул в изумлении Роман. – Ну, а если какой-нибудь татарин ослушается и убьет владельца такой таблички?

– Не знаю, княжич, – покачал головой Ермила. – Говорят, что такое у татар недопустимо! Только сам их царь выдает эту пайцзу! Татары обязаны исполнять его волю! Я же проехал беспрепятственно их заслоны! Они не раз меня останавливали! Но когда видели эту табличку, даже робели! Не задали ни одного вопроса!

– Послушай, Ермила, – перебил вдруг его князь Михаил, – а нужна ли тебе эта пайцза? Я вот подумал, а не оставить ли себе эту пластину? Кто знает, как дальше сложится жизнь? Может, и пригодится мне эта пайцза?

– Оно конечно, великий князь, – кивнул головой брянский воин. – Я сам хотел отдать тебе этот пропуск! Зачем мне, незнатному человеку, такая дорогая вещь? Я и так беспрепятственно проехал до Галича, а теперь мне эта пластина не нужна. Может, я уже больше не увижу этих беспутных татар…

– Я вижу, что ты – достойный человек и верный слуга, – улыбнулся великий князь, пряча пайцзу в боковой карман своего камзола. – Надеюсь, ты не раз послужишь на благо Романа. Он умеет находить верных людей!

Ермила поклонился не сходя с коня и промолчал.

Наконец великокняжеский отряд приблизился к городским руинам. Копыта лошадей громко цокали при въезде в полуразрушенные ворота.

– Горе нам! Горе нам! – восклицал князь Михаил, глядя по сторонам.

Со скорбью и грустью ехал рядом молчавший княжич Роман. Лишь приблизившись к Печерской лавре, Михаил Всеволодович успокоился, увидев столпившихся у входа в монастырь людей – монахов и прихожан. Значит, жизнь здесь не прекратилась!

Увидев князя и его свиту, люди засуетились, и не успел Михаил Всеволодович подъехать к воротам лавры, как к нему навстречу поспешно вышел сам игумен и благословил князя.

– Здравствуй, великий князь Михаил! – пробасил седобородый старец. – Слава Господу, что ты возвратился на свою землю! Великий город осиротел без князя! Пусть у нас горе и беда, но с князем-то спокойнее…Теперь заживем. Добро пожаловать в свой стольный город!

– Благодарю тебя за доброе слово, отец игумен! – промолвил Михаил Всеволодович. – Не вовремя я отсюда ушел, наслушавшись моего духовника! Что ж теперь,… да будет ему земля мягким пухом!

– Так разве отец Питирим почил? – поднял брови настоятель Печерской лавры. – Что же такое с ним приключилось?

– Так нелепо и случайно, отец, – ответил князь Михаил, – под городом Серадзем, что в Польше…На нас напали беспощадные немцы. Вот и пал от их безбожных рук отец Питирим. Почил, как воин, в жестокой схватке!

– Господи, всемогущий, – покачал головой игумен, – и еще называют себя христианами! Не гнушаются убивать священников! Вот что такое эта римская церковь! Даже безбожные татары не трогают наших попов! Грабят имущество, но жизни не лишают! Очевидно, что поганые нехристи даже лучше, чем эти католики! – И отец игумен впал в долгое рассуждение об еретической сути Рима, об отказе Римского папы от службы истинному Богу…

В это время княжеский отряд спешился. Воины стали быстро устанавливать походные палатки и шалаши. Запылали костры, над которыми слуги поспешно подвесили походные котлы для варки супа и каши.

– Ну, что ж, великий князь, – очнулся, наконец, от рассуждений печерский старец, – прошу тебя с семьей и лучшими людьми пожаловать в мою трапезную и отведать наших скромных харчей, посланных нам Господом!

Князь Михаил дал знак своим людям последовать за ним. Сам он спешился как-то неохотно, задумчиво и, отдав поводья коня слуге, пошел за настоятелем монастыря через мрачные длинные коридоры лавры.

Монастырская трапезная представляла собой большой темный зал, тускло освещавшийся немногочисленными лампадами.

– Плохо со свечами, – сказал отец игумен, повернувшись к князю. – Татары пожгли все наши села и пасеки. Почти нет воска. Приходится жечь сальные свечи и лампадное масло. А от этого только копоть и чад! Но делать нечего!

Богатый стол, уставленный многими блюдами, удивил Михаила Всеволодовича.

– Значит, тебе удалось спасти харчи? – воскликнул он весело, потирая руки. – Давненько так не трапезовали!

– Слава Господу, что татары не едят нашу пищу, – улыбнулся игумен. – Рыба у них несъедобна! Они отняли у нас просо, рожь и всю пшеницу! Остался только горох…Слава Господу, что помог местный купец Илья! Пожертвовал зерна нашей обители…А то бы пришлось остаться без просвирок!