Елена Арсеньева - Карта любви Страница 64

— Да он ведь этого вовек не простит! — снова воскликнула Ванда, и Эльжбета устремила на нее пренебрежительный взгляд:

— Ну ты-то чего всполошилась, как курица, не пойму? Чего он мне не простит? Его только день надо в путах продержать, а потом от зулы и за уши не оттащишь, не так ли? — обернулась она к Юлии с выражением почти даже страха на лице: — Ну ты и хитра! Ну ты и… Не хотела бы я встретиться с тобой на узкой дорожке! Экую преизрядную месть измыслила: и мне, и Тодору! Теперь моя вековая забота будет одна: чтобы зула не выводилась в доме. Но, хвала Господу нашему Иисусу Христу, он щедро засеял земные просторы коноплею, а раз так… Ладно, это уж мои заботы. Но ты права, Юлия… — В первый раз графиня назвала ее по имени! — Ты права: двадцать лет назад я себе эту постель постелила — и не хочу спать ни в какой другой. Я люблю Тодора.

— За что? — прошептала Ванда чуть слышно. — За что, Боже мой?!

— Тебе ли спрашивать! — обожгла ее взором Эльжбета. — Тебе ли не знать, что истинно любят не за что, а вопреки всему?! Несмотря ни на что?! А за грехи, за пороки еще крепче и жальче, чем даже за доблести?!

Ванда прикусила губу, отвернулась.

— Сейчас принесут тебе одежду, Юлия, — сказала Эльжбета, направляясь к двери. — И уходи поскорее, поскорее…

— Не то — что? — вновь начала задираться Ванда. — Не то передумаешь?

— Теперь уж нет, не передумаю, — светло, юно улыбнулась Эльжбета. — Теперь Тодор навеки со мной будет! И, может быть, теперь… Я ведь не так еще стара, в конце концов! Может быть, теперь я смогу родить ему сына!

Она торопливо вышла.

— Сына! — взвизгнула Ванда. — Misérable [62]! Пресвятая Дева, Матерь Божья! Нет, ты видела когда-нибудь таких старых дур?!

Юлия молчала. Она смотрела в окно, но ничего не замечала. Зеленая прелесть апреля дробилась, плыла, сверкала в неожиданных слезах.

Любить не за что, а вопреки… Не о ней ли это сказано?

19

«ДАЙ СЛОВО!»

Сколько помнила Юлия, они и прежде молчали с Вандою в дороге, а не трещали сороками, но никогда еще молчание не было таким тяжелым и давящим. В Бэз им указали короткий путь к переправе через Буг, и слова эти Юлия вначале пропустила мимо ушей, а потом они заставили ее призадуматься. За то время, какое она провела в беспамятстве, картина войны вновь переменилась, и русские части приблизились с востока к Варшаве. Конечно, был риск сейчас нарваться на поляков, однако лишь на какой-нибудь случайный отряд. Тоже ничего хорошего, но если… Если прежде Юлия не сомневалась, что Ванда выпутает ее из всякой передряги, то сейчас такой уверенности не было. Ванда, которая прежде так рвалась в Вильно, теперь без спора повернула обратно.

Почему?! Что изменилось в ее планах?! Она ничего не объясняла, но коня погоняла неутомимо, словно спешила изо всех сил. Да и то — унылые равнины, иссеченные множеством маленьких речек, словно в сеть ими схваченные, кого угодно могли раздосадовать. Собственно, только об этих речках путешественницы и говорили, когда давали себе труд разомкнуть неприязненно поджатые губы. Кони боязливо храпели, входя в неведомые, непонятной глубины водоемы. Ванда нервничала, готова была все их объезжать, петляя и рискуя заблудиться, но Юлия присматривалась внимательно и там, где пологий берег и широко разлившаяся вода обещали мелководье, пускала коня вброд. Ванда с неохотою следовала ее примеру, и Юлия несказанно удивилась, догадавшись, что та боится воды.

В одном месте они весьма рисковали… Ванда, чуя недоброе, нипочем не хотела ехать напрямую, но, когда Юлия с пригорка окинула окрестности и увидела, какой крюк им придется сделать по раскисшей луговине, чтобы добраться до конца речушки, а потом воротиться на дорогу, она уперлась крепко. Они могли потерять не менее двух часов, а ведь солнце уже шло на закат, и этот крюк означал, что в темноте им не сыскать переправы, придется ночевать на берегу. Но где? В прошлогоднем, чудом уцелевшем стоге? Добро, ежели такой еще и отыщется…

Словом, Юлия, устав спорить и раззадорясь, направила коня в воду, не особо заботясь, следует ли Ванда за нею: куда ей деться! Однако через несколько шагов началась глубина: вода дошла коню до колен, потом выше, и вот-вот грозила залить стремена. Конечно, апрельский день был теплым, однако сизая вода еще пахла студеным талым снегом. Да и вообще ехать с мокрыми ногами?!

Юлия всмотрелась в воду и по некоторым признакам поняла: дно будет еще понижаться. Отец научил ее, что делать в таких случаях. Осторожно, стараясь не запутаться в широкой юбке, она встала коленями на седло, схватившись левой рукой за луку, а в правую собрав поводья.

Оглянулась. Ванда заставила своего коня остановиться — он нервно поводил ушами, раздувал ноздри — и с нескрываемым ужасом смотрела на Юлию, тоже вынув ноги из стремян и держа их на весу над водой.

— Делай, как я, — спокойно сказала Юлия.

— Нет. Ты что? Я не могу! — пролепетала Ванда.

Как это ни было трудно, Юлия заставила своего коня повернуть и приблизиться к гнедому Ванды.

— Это нетрудно, — проговорила она. — Нужно только сохранять равновесие. Дно здесь плотное, ровное, и…

В это мгновение ее вороной переступил, одна нога его провалилась, верно, меж клубков травы, он нервно выдернул ее и… Юлия сама не могла бы сказать, какие силы помогли ей не свалиться в воду. Мгновенный жар охватил ее до костей, а когда тьма в глазах разошлась, она поняла, что все еще стоит в седле на коленях, вцепившись в гриву и уронив поводья, которые плыли по воде. Теперь только не хватало, чтобы ее вороной в них запутался, тогда уж точно не миновать ледяной ванны!

— Я поеду назад! — вскрикнула Ванда. — Уж лучше ноги промочить!

— Тогда через час у тебя начнется жар! — силясь сдержать дрожь в зубах, вызванную напряжением всего тела, а потому очень тихо сказала Юлия. — А вернувшись, мы потеряем время. Давай, залезай! Только не урони поводья! Правь, езжай вперед — я за тобой.

— Нет! — воскликнула Ванда истерически. — Я не хочу! Почем я знаю, может быть, ты только и ждешь, чтобы столкнуть меня в воду?!

— Я ведь не могу править, поводья упали, мой конь пойдет вослед за твоим, — проговорила Юлия, и только потом до нее дошел смысл сказанного Вандой. Это была такая нелепость, такое безумие, что она не нашла ничего лучше, как ответить: — Здесь все равно слишком мелко, не утонешь! — И не сразу сообразила, что ее слова нелепы, более того — двусмысленны.

Но что может быть более дурацким, чем пререкаться, когда твой конь по брюхо погружен в ледяную воду, а ты балансируешь у него на спине, словно циркачка?