Мэрилайл Роджерс - Гордые сердца Страница 64

— Я люблю Беату как младшую сестру! — Уилл страдал, что еще раз причинил боль любимой. Он нежно обнял ее и прижал к себе, чтобы загладить вину и искупить грубость, в которую никто из знавших его никогда бы не поверил: ведь он славился своим обаянием.

— Младшую сестру, — повторил он, прижавшись щекой к ее косе, обвитой короной вокруг головы, — и не более!

Касси, запрокинув голову, посмотрела прямо в золотые огни. Она не осмеливалась поверить ело вам, произнесенным бархатным голосом.

— Вы для меня все, чем может быть любимая женщина, — он печально улыбнулся, — и ваша единственная вина в том, что вы — совершенство из-за чего я и потерял способность разумно мыслить.

«Да, — признался он себе, — стою и вижу, что знаменитый воин пал жертвой мягких ручек нежной девицы!»

Касси, в отличие от него, не сочла столь желанный ответ препятствием для их общей радости, но, стремясь подольше побыть в его объятиях, разумно помалкивала.

Уилл продолжал:

— Вы воспитаны для добродетельной жизни знатной дамы и не поняли, что зло во мне, зло, в котором повинны наши воюющие нации.

С этим горьким заключением он разжал руки и попытался отойти.

— Нет, Уилл! — с отчаянием воскликнула Касси, не отпуская его. — Вы же знаете, я люблю вас! Вы для меня все, чем может быть любимый мужчина!

Касси намеренно перефразировала его признание, но это не смягчило Уилла. Он цинично усмехнулся:

— О да, многие знатные женщины считали меня красивым, галантным и мужественным для своей постели. Но ни одна из них не вышла бы за меня замуж, даже если бы их родители дали согласие.

Касси была несколько задета упоминанием о прежних подругах, однако это не помешало ей пылко возразить:

— Это только доказывает, что большинство из тех, кого вы называете «людьми моего круга», просто безмозглые дураки!

Уилл искренне рассмеялся, но тотчас же продолжил:

— Касси, подумайте хорошенько! — Он положил сильные руки ей на плечи и слегка отодвинул от себя. Черные глаза, казалось, глядели ей в душу. — В чем же еще причина? Что же еще делает меня столь нежеланным в обществе?

Нежные губы Касси упрямо сжались. Она знала эту причину, но не хотела считаться с ней.

Уилл заметил ее упрямство и бесстрастно констатировал:

— Незаконнорожденный не я, а моя мать, и во мне всего лишь четверть благородной крови. Этого достаточно, чтобы разрушить жизнь всех будущих моих потомков.

— Мне нет дела до таких мелочей, ведь вы — воплощение чести, отваги, справедливости! — отважно бросила она ему.

Откинув голову, Уилл рассмеялся и поднял руку, чтобы остановить ее.

— Это для вас, с вашими удивительно пристрастными взглядами… — Улыбка Уилла была нежна, но мимолетна: очень быстро ее погасила неумолимая реальность. — Но только не для вашего брата, в руках которого ключи от вашего будущего и к которому вы скоро вернетесь. — Уныние лишило его глаза золотистого блеска.

— Но если наше время ограничено, — отчаянно возражала Касси, чувствуя, как счастье ускользает из рук, — важно не упустить драгоценных мгновений.

Уилл оставался непреклонным. Он неуступчиво покачал головой и с досадой вымолвил:

— Как вы не понимаете, что, забывшись в минуты страсти, я, возможно, посеял в вас свое семя!

Касси вытаращила глаза. Она, конечно, знала, откуда берутся дети, но ей и в голову не пришло задуматься об этом, прежде чем начать любовные игры.

Когда до нее дошел смысл сказанного, она обрадовалась, что у нее есть возможность навсегда оставить с собой хоть малую частицу Уилла, и глаза ее мечтательно уставились на него. Губы Уилла сжались в прямую линию.

— Я никогда добровольно не допущу, чтобы мой ребенок родился в этом жестоком месте или чтобы его воспитывал человек, который, в лучшем случае, будет презирать его. Я страстно молился, чтобы этого не произошло, и полон решимости держаться от вас подальше, дабы не пасть жертвой вашей привлекательности. Если вы действительно любите меня, то сжальтесь и не искушайте меня!

Уилл резко распахнул дверь, толкнул ее в комнату и закрыл дверь снаружи.

Комната хозяина была освещена мерцающим светом огоньков камина. Водери наблюдал, как Беата, само воплощение соблазна, распускает каштановые косы и расчесывает их на ночь, проводя костяным гребешком по шелковистым прядям. Он стоял завороженный видением лесного эльфа.

Она рассказывала Саре о сказочной королеве и о том, что считала ею Касси. Но в действительности скорее Беата сказочная королева.

Из-под сверкающей пелерины волос Беата лукаво поглядывала на неподвижного Водери, не сводящего с нее глаз. Она лениво развязывала тесемки бледно-зеленого платья, освобождая шею. Столь же томно она расшнуровала корсаж, вдохновляемая голубыми огнями, сверкающими в глаза ее супруг наконец платье упало мерцающим омутом к ее ногам, и Беата осталась только в тонкой льняной сорочке, которая доходила до середины бедер и была настолько прозрачной, что соблазнительно открывала столько же, сколько скрывала.

Когда хрупкие руки Беаты маняще протянулись Водери бросился в ее объятия, как в мечту. Чары этой колдуньи в течение нескольких недель заставляли его испытывать сладкие муки. Теперь он получил право отплатить ей за великолепные злодеяния. И это будет плата радостью, радостью для них обоих!

Он обвил руками ее хрупкую фигурку и осторожно притянул ее ближе, боясь повредить это неземное существо.

Беата уже никоим образом не была ребенком, и ей не понравилось столь бережное обращение. Обвив тонкими руками шею Водери, она поднялась на цыпочки и прижалась к его напряженному телу. Она принялась соблазнять его весьма умело, и он не смог совладать с собой. Она победила, и эту победу торжествовали оба.

Глава 17

У отвергнутой Касси, когда она медленно спускалась по лестнице, было чувство, что ноги ее налиты свинцом и она обречена таскать их за собой. Затянутое облаками серое небо тускло освещалось слабым предрассветным мерцанием. Похоже, это была прелюдия к такому же мрачному дню. Всю ночь не находила тропинки к утешительному царству сна. Она лежала на холодном тюфяке, бесконечно обдумывая каждое слово Уилла.

Сначала она согревалась его уверениями в любви признанием ее совершенства как возлюбленной, но потом до нее дошло, что, в сущности, хотя он отвечает на ее любовь, делить с нею постель не намерен. Это привело ее в уныние.

В нижней комнате царила тишина, изредка нарушаемая потрескиванием угольков в камине да храпом многочисленных гостей, все еще отрешенных от мира, с возвращением в который они будут наказаны за пьянство и обжорство.

Ряды гостей значительно поредели, значит, Харвей сумел поднять некоторых и отправиться с ними на задание. Уилла нигде не было видно, и Касси испытала разочарование. Перед ней открывалась перспектива удручающе безрадостного дня.