Хизер гротхауз - Нежная обманщица Страница 67

Капитан ухмыльнулся.

— Думаю, я и так ее заберу. — Он с вызовом посмотрел на Армана, а потом перевел похотливый взгляд на Симону. — Но мы отправимся только по моему приказу. Я не собираюсь рисковать своими людьми из-за ваших капризов. — Он гнусно подмигнул Симоне и вышел под дождь.

Симона облегченно вздохнула. Один из стражников, или это был матрос — Симона не поняла, кто он, — толстый, грязный, с сальными волосами, взял бурдюк, наклонился над Женевьевой и криво улыбнулся.

— Еще вина, миледи? — И он приподнял бурдюк.

Женевьева кивнула и дрожащими руками приподняла кружку. Бродяга положил грязную лапу на грудь Женевь-евы.

— О, простите, миледи, — осклабился он.

Симона вскрикнула и швырнула своей кружкой в негодяя:

— Оставь ее в покое, мерзавец!

Матрос отшвырнул бурдюк, пнул ногой кружку, прищурился и, расставив похожие на клешни руки, двинулся на Симону:

— Ну, ты у меня получишь, шлюха!

К удивлению Симоны, за нее заступился Арман.

— Что такое? В чем дело? — Он схватил матроса за плечо и развернул к себе.

— Эта потаскуха швырнула в меня кружкой! Я хотел дать ей вина, а она…

— Это ложь! — закричала Симона. — Он приставал к леди Женевьеве!

Арман взглянул на беззвучно плачущую Женевьеву:

— Это правда, мое сокровище?

Не поднимая глаз, Женевьева кивнула. Лицо Армана исказилось от страшной судороги. Он оттолкнул матроса.

— Да как ты посмел, грязная свинья! — Он грозно шагнул вперед, надвигаясь на виновника скандала. — Ты прикоснулся к моей жене? К моей невесте? К моему с-с-сокро-вищу? — Он резко толкнул бродягу, и Симона заметила, что ноги матроса оказались в опасной близости от огромной дыры в полу.

— Нет! — завопил перепуганный гневом Армана матрос. — Я до нее и пальцем не дотронулся! Вы же не видели!

— Ты лжешь, ублюдок! — И Арман с размаху ударил его в плечо. Несчастный полетел в дыру:

Раздался крик, который тут же стих, и мокрый шлепок. Арман схватил со стены факел и, наклонившись, заглянул в провал. Несколько матросов подошли посмотреть, что случилось, и сразу отвернулись.

— Ты больше не будешь ее касаться, правда, любезный? — Арман хохотнул. — Кишки-то наружу, тут уж не до забав!

Женевьева тихонько застонала и привалилась к Симоне. Та обняла ее за плечи.

— Я скоро умру, Симона. Здесь или в море. Я предпочла бы, чтобы это случилось здесь.

— Ш-ш-ш… — прошептала Симона, касаясь губами волос Женевьевы, липких и холодных, как морские водоросли. — Вы не умрете. А сейчас отдыхайте. Я присмотрю за вами. Поспите.

Однако Симона и сама не верила, что им удастся выжить. Даже если они сумеют сбежать из аббатства, Женевьева не может быстро идти. Да и куда им бежать? Дорога к берегу идет через густой лес. Насколько успела заметить Симона, в округе не было ни деревень, ни даже одиноких хижин. Пешком им далеко не уйти.

Капитан сказал: «День-два». Сможет ли кто-нибудь найти их за это время? Симона прикрыла глаза, стараясь не зарыдать от отчаяния. Она отлично знала — они не оставили за собой следов и слишком далеко уехали от Хартмура, а береговая линия Англии очень велика.

Женевьева задремала у нее на груди, и Симона была этому рада. Слезы градом посыпались из ее глаз. Она думала о маленьком брате, чей призрак остался в Хартмуре. Если старая колдунья не смогла ему помочь упокоиться с миром, лучше бы он был здесь, с сестрой. По крайней мере он мог бы поговорить с ней.

— О, Дидье, — прошептала Симона. Слезы оставили на ее щеках серые дорожки. Она закрыла глаза, чтобы не видеть ужасной реальности. — Прости, что я бросила тебя.

— Нет смысла плакать, сестрица, — спокойно произнес Дидье у самого уха Симоны. Она замерла. — Или на тебя капает дождь? Здесь и правда довольно сыро.

Симона открыла глаза и слегка повернула голову — точно, рядом с ней, скрестив ноги, сидел Дидье.

— Дидье, — прошептала Симона, — это действительно ты?

Брат лукаво улыбнулся:

— Конечно, я. Барон ждет в лесу с дядей Жаном и Шарлем. Они там ссорятся, кому пойти спасать тебя и леди Женевьеву. — Он посмотрел на Женевьеву и спросил: — Она заболела?

— Но как… как? — Симона зажала себе рот, боясь, что безумная надежда лишит ее разума. Мрачные своды аббатства закружились перед глазами. Усилием воли Симона заставила себя успокоиться. Николас здесь! Дидье помог их найти!

«Он приехал за своей матерью, а не за тобой», — шевельнулся в ее душе унылый голос, но Симона не обратила на него внимания. Ник приехал, а значит, он жив!

— Да, Дидье, она очень больна.

Личико Дидье помрачнело.

— Мне очень жаль. Она хорошая леди. — Он оглядел помещение, загибая пальчики.

— Что ты делаешь? — спросила Симона, прячась за Женевьеву, чтобы никто не заметил, что она разговаривает.

— Считаю. — Дидье почесал в затылке. — Лорд Николас велел мне посмотреть, сколько здесь человек. Сестрица, сколько будет десять и шесть и десять?

— Два десятка и шесть — двадцать шесть, — как в тумане, ответила Симона. — Но как ты?..

— У нас есть план, — вскочив на ноги, стал рассказывать Дидье. — Ждите здесь. Я скоро вернусь.

— Дидье, подожди! — пожалуй, слишком громко позвала мальчика Симона. Ей так не хотелось снова оставаться в одиночестве.

Но Дидье уже пропал, а к Симоне направлялся Арман, очень возбужденный, беспрестанно почесывающийся, как шелудивый пес. На руке у него висела длинная грязная веревка.

— Чего мы ждем, Фицтодд? — в десятый раз с тех пор, как они обнаружили заброшенное аббатство, спрашивал Жан, отряхивая воду с плаща — дождь все не прекращался. — Если Симона действительно здесь, в замке, то она в опасности. Так же, как и ваша мать.

— Я тоже так считаю, — обвиняющим тоном произнес Шарль Бовиль. Николас заскрежетал зубами. — Зачем мы так долго ехали, если вы не знаете, как вырвать Симону у похитителя? — Он приподнял тонкую бровь. — Конечно, я не могу винить вас за этот страх…

Николас зарычал. Надменный француз вывел его из себя. Терпение Ника кончилось. Он схватил Шарля за шиворот и подтащил к самой опушке. Тот успевал только поспешно перебирать ногами.

— Ты видишь эти огни, напыщенный идиот? — Ник отпустил Шарля. — Это факелы. Арман не настолько безумен, чтобы действовать в одиночку. Если мы слепо бросимся туда, то подвергнем женщин еще большей опасности, а сами погибнем.

Бовиль побледнел, его рот беззвучно, как у рыбы, открылся и закрылся.

— Насчет этого он прав, сынок, — вмешался Жан, при свете молнии приближаясь к молодым людям и становясь между ними. — Сначала надо все хорошо обдумать. Хотя бы ради Симоны. Но, Фицтодд, — Жан обратил к Нику смуглое худое лицо, — я не могу понять, как мы узнаем обстановку, если стоим здесь и просто чего-то ждем?