Ширли Басби - Наконец-то! Страница 7

— Ты думаешь, я имею к этому какое-то отношение? — резко спросил Лейтон. — Ты что же, обвиняешь меня в шантаже? Неслыханная наглость! Не будь ты моим давним другом, я бы выставил тебя за дверь после такого заявления !

Гость еще несколько мгновений пристально смотрел на Лейтона, потом вздохнул.

— Хорошо, будь по-твоему. Извини. Только имей в виду: я намерен забрать письмо и заберу его, а тот, кто пытается меня шантажировать, сильно рискует — возможно, даже смертельно.

Взгляды их скрестились, и Лейтон первым отвел глаза. Перебирая бумажки на столе, он небрежно сказал:

— Очень любопытная история, но я все-таки не понимаю, при чем здесь я. Твой человек наверняка ошибся.

— Вряд ли. Однако не будем заострять на этом внимания, поговорим лучше о чем-нибудь приятном. — Он удобно откинулся в кресле и положил ногу на ногу. — Знаешь, я с удовольствием прослушал твою беседу с прелестной Арабеллой. Ах, хотелось бы мне хоть одним глазком подглядеть, как она будет требовать расписку у Тони! Вот это будет спектакль!

Арабелла не помнила, как вышла из дома и села в экипаж. Повинуясь одному лишь инстинкту, она выехала с плантации Окмонт и покатила по главной дороге в Натчез. Придя наконец в себя и едва сдерживая рыдания, она повернула лошадь к обочине и остановила двуколку.

Боже правый! Тони Даггет… Даже сейчас, по прошествии пяти лет, это имя наполняло ее тоской и отчаянием — время не излечила ту боль, которую причинило его предательство.

Арабелла уставилась невидящим взглядом на буйные заросли кустарника, подходившие вплотную к пыльной дороге. Когда десять лет назад Томас Стокдейл погиб от заражения крови, получив рану в стычке с индейцами, она думала, что больше уже никого не полюбит. В двадцать один год она решила, что ее жизнь кончена, и собиралась провести остаток дней старой девой: сердце ее было похоронено в Канаде, вместе с Томасом.

Арабелла слабо улыбнулась, вспомнив себя прежнюю. Однако она действительно любила Томаса, и его неожиданная смерть, случившаяся всего за несколько недель до их свадьбы, сильно ее подкосила.

Ее чувства к Томасу зародились очень давно. В английском графстве Суррей Монтгомери и Стокдейлы были соседями. Даже решение ее отца эмигрировать в Америку в 1783 году, во время англо-американского перемирия, не ослабило симпатии между двумя семьями. Все соседи и друзья не одобряли поступка Уильяма, удивляясь, как можно покинуть спокойную, благополучную Англию ради зыбкого будущего в Новом Свете. Но ее отец был непреклонен — он мечтал о широких горизонтах. Продав все свое имущество, он вместе с семьей сел на корабль и уплыл в Америку. Арабелла и Томас расстались, но постоянно поддерживали отношения — переписывались, заверяя друг друга в вечной любви, а когда Арабелле исполнилось восемнадцать, обручились с благословения родителей.

Обе семьи восприняли эту помолвку с радостью, однако старшие родственники уговорили молодых подождать со свадьбой: мол, Томасу надо укрепиться на выбранном им армейском поприще. Влюбленные, которые один раз уже выдержали испытание разлукой, усмотрели в родительских доводах много разумного и скрепя сердце отложили свадьбу до того времени, когда Арабелле исполнится двадцать один год и она вступит во владение материнским наследством. Никто тогда не знал, чем обернется для них эта отсрочка.

Взгляд Арабеллы подернулся светлой печалью. Теперь она понимала, что их с Томасом любовь была тихим, безмятежным чувством. Если бы он не погиб, они нашли бы свое счастье в уютном браке. И она никогда не узнала бы той ураганной страсти, которую пробудил в ее сердце Тони Даггет.

Тони… Ну почему именно он должен был взять расписку Джереми? Она скорее встретилась бы с целой ордой вопящих размалеванных дикарей, чем с ним. Ее пухлые губы тронула невеселая усмешка. И наверное, дикари проявили бы к ней больше сочувствия, чем Тони Даггет.

Этот человек безжалостно ее обманул. О, какой же она была дурой! А ведь она знала репутацию Даггета. В Натчезе только и говорили, что о его покойных женах и скандальном поведении. Причем самого Тони ничуть не волновал ажиотаж вокруг его имени, но это только разжигало людскую ненависть и подстегивало злые языки. Своими возмутительными выходками Тони нарушал покой добропорядочных обывателей: однажды на спор он заехал верхом на крыльцо губернаторского дома, в другой раз ввязался в пьяную перестрелку в самом центре города…

«В Тони Даггете не было ничего тихого и безмятежного», — подумала Арабелла, печально улыбнувшись. Он врывался в комнату, точно мартовский ветер, преисполненный силы и обещания — необузданный красавец с блестящими синими глазами, растрепанными черными волосами и суровым мужественным лицом.

Стоило ему только взглянуть на нее, и она пропала. Покоренная его волевыми чертами и высокой стройной фигурой, Арабелла почти не обращала внимания на его репутацию. От одного его прикосновения все ее тело превращалось в огнедышащее пламя.

Разумеется, многие советовали Арабелле держаться подальше от этого человека, но она не слушала ничьих предостережений. Ее отца чуть не хватил удар, когда он узнал, что Тони Даггет ухаживает за его дочерью, а та отнюдь не противится этому. Даже кузен Тони, Берджиз, пытался спасти ее от неминуемой беды. Однако Арабелла была без памяти влюблена. Те спокойные чувства, которые она когда-то испытывала к Томасу, казались бледными и жалкими в сравнении с этой всепоглощающей страстью.

Сейчас, пять лет спустя, ей не верилось, что она могла так отчаянно и безрассудно броситься в пучину безумия. Решив однажды сделаться благонравной старой девой, до двадцати семи лет она и двигалась в этом направлении, к вящему неудовольствию своего папы. После смерти Томаса несколько молодых людей пытались добиться ее благосклонности, но Арабелла, верная памяти покойного жениха, давала им деликатный отпор.

Однако Даггета не смутила ее холодность. Как она узнала позже, это был для него своего рода вызов: он поспорил со своим лучшим другом, Патриком Блэкберном, имевшим почти такую же скандальную репутацию, что завоюют ее неприступное сердце. При воспоминании о старой боли лицо Арабеллы омрачилось.

Тони обольстил ее ради забавы — на спор. Но зачем надо было клясться в пылкой любви и умолять выйти за него замуж, если он с самого начала не собирался на ней жениться? Или это тоже входило в условия гнусного пари — соблазнить ее, лишить невинности и затем оставить?

«Все это было давно», — говорила себе Арабелла, понимая, что занимается самообманом. До сих пор иногда по ночам, лежа в своей одинокой постели, она томилась по огненным ласкам Тони, мечтала вновь оказаться в его объятиях и пережить то острое наслаждение, которое она вкусила всего один незабываемый раз. Она подарила ему свою невинность, а он ее растоптал — на спор!