Элизабет Хойт - Скандальные наслаждения Страница 7

Она выдержала его взгляд и подняла подбородок. Это был жест старый как мир, такой же старый, как тот, которым Ева подзадоривала Адама откусить кусочек от спелого яблока.

Томас отвернулся. Он как-то попробовал этого яблока, и хотя было трудно, но он смог оторваться от опьяняющей сладости плода. Эта женщина — ведьма, потаскуха. А в его жизни ему хватало потаскух.

Лицо леди Геро было спокойно и серьезно и почти красиво. Ее, кажется, совсем не впечатлило театральное перечисление Гриффином всех его грехов.

— Я уже поняла, что вы распутник, — сказала она, когда он остановился. Она присела в грациозном реверансе. — Но поскольку вы мой деверь, лорд Рединг, то полагаю, что совсем избежать вашего общества будет затруднительно.

Эта женщина точно знала, как уколоть мужчину и задеть его самолюбие. И надо же было так случиться — вот уж ирония судьбы, — что именно эту женщину Томас избрал своей невестой. Женщину, которая не постеснялась высказать ему свое неудовольствие. Женщину, которая наблюдала его не в лучшем виде и явно не собиралась забыть это зрелище. Женщину, гордившуюся своей незапятнанной репутацией.

Леди Совершенство — идеальный выбор для его идеального брата.

Гриффин с неприязнью смотрел на нее. Она изогнула левую бровь — черт бы ее побрал! Она далеко не красавица, невеста его брата. Но она обладала той элегантностью, которую можно иногда обнаружить среди представительниц высшего английского света. У нее нежная кремовая кожа, немного длинное лицо, правильные аккуратные черты, а волосы рыжие, изысканного оттенка.

Он видел похожих на нее женщин сотни раз, и все же… что-то в леди Геро было особенным. Уже одно то, что большинство дам ее сословия просто оставили бы его в гостиной самостоятельно разбираться в той ситуации, куда он угодил. А она пошла против своих строгих моральных правил и спасла и его, и Беллу. Она что, сделала это из сострадания к двум незнакомым ей людям? Или у нее такие глубокие этические устои, которые вытеснили ее отвращение к происходившему в гостиной?

Музыка утихла, и танец закончился. Ему следует отвести ее обратно к нудному Томасу. Он сопроводит ее к жениху, разумеется, но… чуть-чуть повременит.

Гриффин поклонился и с покорным видом предложил ей руку.

— Печально, не так ли?

Геро подозрительно на него взглянула, но этикет не позволил ей отказаться. Гриффин в душе торжествовал.

— О чем вы? — спросила она.

— О, о том, что такая благовоспитанная женщина, как вы, вынуждена смириться с обществом такого отпетого негодяя, как я. Исключительно из-за светских условностей.

Геро высоко подняла подбородок, а он медленно повел ее сквозь толпу.

— Я сознаю свой долг.

Гриффин выкатил глаза.

— Это вам зачтется. Мое постоянное присутствие в вашей жизни, несомненно, приведет вас к святости.

От его внимания не укрылось, как слегка дрогнули мягкие розовые губы. Ей-богу! Леди Совершенство обладает чувством юмора! Гриффин увидел улыбку, хотя лицо осталось неподвижным. А какой будет настоящая улыбка на ее лице? А что будет, если она рассмеется от души?

Он наклонил к ней голову, вдыхая запах цветов.

— Если вы выходите за моего брата не из-за его титула, тогда почему?

Широко раскрытые серые глаза с удивлением посмотрели на него. Она находилась так близко, что стоило ему наклониться чуть ближе, и губы коснулись бы ее губ. А если бы ее губы разомкнулись под его языком, то он ощутил бы их вкус — обволакивающий вкус меда.

О Боже! Гриффин резко поднял голову. К счастью, леди Геро не заметила его замешательства.

— Что вы имеете в виду?

Он со вздохом отвернулся. Они почти пересекли залу и теперь двигались в противоположную сторону от того места, где стоял Томас. Он играет с огнем, но его всегда привлекала опасность.

— Почему вы выходите за Томаса?

— Мой брат и он — друзья. Максимус настоятельно советовал мне вступить в этот брак.

— И это все?

— Нет, конечно. Мой брат не стал бы рассматривать Мэндевилла как подходящего мужа для меня, если бы тот не пользовался уважением, не был добрым и состоятельным человеком. — Она выложила все доводы брата, словно перечисляла достоинства породистого барана.

— Вы его не любите? — спросил Гриффин не ради праздного любопытства.

Геро непонимающе сдвинула брови, словно он перешел на шведский язык.

— Я не сомневаюсь, что когда-нибудь полюблю его.

— Не сомневаетесь… — пробормотал Гриффин, снова почувствовав дурацкое удовлетворение. — Как, к примеру, любимого спаниеля!

Геро остановилась как вкопанная, и он подумал, что она вполне могла бы упереться руками в бока подобно разозлившейся торговке рыбой.

— Мэндевилл не спаниель!

— Тогда датский дог?

— Лорд Гриффин…

Он потянул ее вперед и повел к другой стороне залы.

— Просто я всегда думал, что было бы приятно…

— Что?

— Быть влюбленным в жену… или в вашем случае — в мужа.

Ее лицо на мгновение потеплело, серые глаза чуть затуманились, а нежные губы приоткрылись. Гриффин не мог оторвать от нее глаз. Неужели он увидел подлинную леди Геро?

Но она тут же снова превратилась в леди Совершенство, с прямой спиной, плотно сжатыми губами и непроницаемым взглядом. Перемена была удивительной. Что стало причиной такого перевоплощения?

— Как романтично, — произнесла она скучающим и невыразительным светским тоном, а Гриффин едва не заскрежетал зубами, — думать, что любовь хоть как-то связана с браком.

— Почему?

— Потому что брак для нашего сословия — это соглашение между семьями, и вам это хорошо известно.

— Но разве это не может быть чем-то большим?

— Вы намеренно притворяетесь, — нетерпеливо произнесла Геро. — Не мне объяснять вам законы светского общества.

— У моих родителей это было.

— Что?

— Любовь, — ответил Гриффин. — Они любили друг друга. Я знаю, какая это редкость, но это вполне возможно.

— Мои родители тоже любили друг друга.

— Что? — От неожиданности он даже смутился.

Геро склонила голову, и он видел только ее рот с печально опущенными уголками.

— Я знаю, что между моими родителями была глубокая привязанность.

Гриффин вдруг с ужасом вспомнил, что ее родителей убили. Это преступление было у всех на устах лет пятнадцать назад: герцог и герцогиня Уэйкфилд, выходя из театра, погибли от рук лондонских бродяг.

— Простите, мне очень жаль.

Геро вздохнула и подняла на него глаза, такие беззащитные.

— Ничего. Почти никто не говорит со мной о них. Словно они никогда не существовали. Я была еще маленькой девочкой — еще не вышла из классной комнаты, когда они умерли, но я немного их помню… до того, как это случилось.