Мэйдлин Брент - Превратности судьбы Страница 7

— Здесь сотни храмов, сэр, и большинство — старые. Маленькие и большие, действующие и пустые.

Они есть у каждой деревни, вдоль дороги в Ченгфу, хотя многих и не видно: они спрятаны в рощах по обеим сторонам дороги. Он объяснил:

— Я ищу один определенный храм.

— Храм Будды, или Конфуция, или одного из старых богов?

— Предлагаешь мне большой выбор?

— Да, мистер Фолкон. Видите ли…

Он нетерпеливо перебил:

— Не важно.

Мы пришли. У стены миссии он остановился, поставил чемодан и расстегнул пальто, достал из внутреннего кармана плоский кожаный бумажник и вынул из него сложенный в несколько раз кусок пергамента. Разложив его на седле, он жестом приказал мне подойти. Карта была сделана черными чернилами. Масштаб не обозначен, но я увидела один или два холма, реку, несколько рощ и город или деревню, обнесенную забором. Никаких названий не было.

— Здесь кое-чего не хватает, — сказал мистер Фолкон. — Существует вторая часть. Прочитать карту можно, только сложив обе части вместе, но предположительно в этом районе находится храм. Может быть, ты знаешь это место?

Подумав немного, я покачала головой.

— Здесь сотни таких мест, сэр. Китайские деревушки похожи одна на другую. Одно могу сказать — это не у нас река течет в другую сторону.

Пожав плечами, он сложил пергамент и спрятал его.

— Загадки отгадывать умеешь?

— Не думаю. Опыта маловато, мистер Фолкон. — Так это вы загадку пытались рассказать в Цин Кайфенг?

— Да. Фонетический перевод. Его сделал один английский купец в Тяньцзине. Уверял, что прекрасно говорит по-китайски. Похоже, он меня надул. Ты хоть слово поняла?

— Не очень много, сэр. В китайском языке одно и то же слово имеет разные значения в зависимости от тона, с которым произносится. Поэтому чуж… я хочу сказать, иностранцу, трудно. Но там, кажется, что-то было о большом человеке и ноже? — торопливо продолжила я.

— Боже! Вот, значит, как получилось! — Он покачал головой и печально улыбнулся. — Ну хорошо, послушай все по-английски:

Под ним — великана нож,

Который перевернут.

Цветы там, ветром сорваны, летят.

В храме сокровища лежат.

Над ним разверзся мир златой,

Хранимый медвежонком в небесах.

За златом тем

Лежат незрячие тигровые глаза.

Интересно, мистер Фолкон шутит? Но лицо его было серьезно, он смотрел на меня, приподняв одну бровь.

— Извините. Я не понимаю. Что имеется ввиду: нож перевернут или великан?

Он снова пожал плечами.

— Один из многих вопросов, на которые у меня нет ответа. Я думал, может быть, в деревне знают какую-нибудь легенду о великане, желательно, с мечом или ножом, который бы прорубил дорогу в скале или вырыл бы русло для реки. Ты знаешь, о чем я.

— В Цин Кайфенг есть свои легенды, но они вам не подходят, сэр.

— Послушай еще раз. — Он медленно повторил стихотворение. — Ничего не приходит в голову? Хоть на что-нибудь похоже?

— Нет, сэр. Похоже только на очень плохие стихи.

— А ты — знаток?

Я смутилась.

— Нет, но мисс Протеро давала мне читать Теннисона и Вордсворта.

— Понятно. А это написал мой дед.

Теперь я почувствовала, что бледнею, потому что оскорбила предка мистера Фолкона. Более страшного оскорбления невозможно себе представить.

— Он не собирался писать поэму или стихи. Это так… вирши, — как ни в чем не бывало продолжал он.

— Да, сэр. Извините меня, пожалуйста, — пролепетала я.

— Не расстраивайся так, девочка. Да он и строчки бы не смог написать. Даже ради собственной жизни, которая, кстати сказать, была короткой. Глупец дал себя убить на дуэли. Ему было столько, сколько мне сейчас.

Я вздохнула с облегчением. Я вела себя, как китаянка. Китайцы почитают своих предков и поклоняются им. Было ясно, что мистер Фолкон подобных чувств к своим предкам не испытывал и не обиделся. Он стоял, положив руку на седло, его холодные глаза были задумчивы. Он смотрел куда-то за меня и, казалось, забыл о моем присутствии. Через минуту он оставил пони и подошел к большому черному пятну на земле. Каждую неделю сюда высыпали золу, когда чистили большую кухонную печь. Древесную золу раздувал ветер или смывал дождь. Сейчас там лежало несколько сильно обуглившихся палок. Чужак взял одну из них, подошел к стене, окружавшей миссию, и стал что-то рисовать.

Сначала я не могла понять, что он делает. Вдруг у меня перехватило дыхание. Под скрежет головешки о камень на стене появлялось лицо. Никогда бы не поверила, что такой рисунок можно сделать всего несколькими штрихами. Это было мужское лицо в несколько раз больше настоящего. Узкий подбородок, широкий рот, густые вьющиеся волосы почти до плеч, длинный нос, уголок рта приподнят в полуулыбке. И в завершение чуда небрежным росчерком чужак дорисовал глаза: угольные каракули на шершавом камне. Они жили, злобно смеялись.

Мистер Фолкон отшвырнул головешку и вытер руки. Кивнув на рисунок, он спросил:

— Знаешь его?

Я не могла говорить от изумления и только отрицательно покачала головой. Мистер Фолкон подошел к пони.

— Вполне вероятно, что в один прекрасный день ты его встретишь. И тогда он задаст тебе те же вопросы и прочтет ту же загадку. Я советую тебе не говорить ему, что ты меня видела.

— А что в этом плохого, сэр? — спросила я, чувствуя себя еще больше озадаченной.

— Что плохого? Я тебе скажу. — Он мрачно посмотрел на меня. — Он может подумать, что ты помогла мне отгадать загадку и что я тебе заплатил, чтобы ты не помогала ему. И тогда тебя ждет беда, Люси Уэринг, потому что этот человек опасен. У него дьявольский ум. Более безжалостного трудно найти.

Глядя на дерзкое, пугающее лицо на стене, я могла поверить: в глазах было что-то дьявольское. Однако, без всякой на то причины, я чувствовала, что, если и встречу когда-нибудь этого человека, не причинит он мне зла. В любом случае, маловероятно, что еще один чужак придет в Цин Кайфенг и станет задавать вопросы.

Мистер Фолкон подтягивал подпруги, и, пока я за ним наблюдала, у меня родилась идея. Он — англичанин, и деньги у него, наверняка, есть, хоть он и путешествует налегке. Если мне удастся выпросить у него милостыню, может быть, мне не надо будет идти на этой неделе в Ченгфу. Я бы и отсрочке на день обрадовалась.

Мне приходилось видеть, как работают нищие, и в деревне, и в Ченгфу. Я знала, что надо делать. Опустив плечи, скривив рот, уронив голову набок и немощно потирая руки, я принялась ковылять, волоча ногу.